Алёнка терпеть не могла манную кашу! Почему-то у неё в каше всегда попадались комочки. Она их усердно вытаскивала ложкой, раскладывая веером по краю тарелки, а противные комочки всё не кончались. Вот и опять перед ней поставили её ненавистную кашу: «Кушай, доченька!»
…Алёнка ковыряла ложкой в тарелке, с тоской поглядывая в окно, слушала пение птичек, и настроение её всё больше портилось. А в другой комнате мама и папа обсуждали какие-то взрослые дела, иногда смеялись над чем-то, и тогда Алёнке казалось, что это над ней они потешаются.
«Вот бы сами ели эту кашу!» – вздыхала Алёнка. Она возила тарелку по столу, крутила её, наклоняла в разные стороны, и тогда каша готова была выскользнуть из тарелки на стол, и думала о том, как было бы хорошо, если каша вдруг взяла да исчезла!
И вдруг Алёнку осенило!
…Она прислушалась к движению в комнате и, поняв, что родители не собираются к ней идти, взяла тарелочку с уже остывшей кашей и тихонько вышла на балкон. Алёнка посмотрела через решётку балкона вниз. Под балконом никого не было. Да и редко кто там ходил, ведь с одной стороны дома – а жила Алёнка в первом подъезде – был забор, отгораживающий от них магазин, а с другой стороны на целых пять подъездов протянулись огородики с луком, ромашками и цветами-петушками вперемешку.
Алёнка придвинула к перилам стульчик, ведь в четыре года она была совсем «птичка», как называла её мама, взгромоздилась на него, наклонила тарелочку, и каша неохотно стала стекать вниз. Девочка как завороженная глядела, как каша, достигнув земли, крупными белыми брызгами разлеталась в разные стороны. Затем спихнула пальчиком то, что осталось на тарелке, и гордо понесла демонстрировать пустую тарелку маме:
– Мама, я всё съела!
Мама погладила Алёнку по голове, чмокнула в лобик, тем самым разрешив Алёнке погулять. Но тут... папа вдруг захотел с дочкой о чём-то посекретничать. Он взял Алёнку за ручку и повёл на балкон. Поставил её на стульчик, который она забыла убрать, и удивлённо спросил:
– А что это внизу за белое солнышко нарисовано?
Если бы Алёнка сразу же созналась во всём, то, может, ничего бы и не было. Но она стала изворачиваться и сочинять, что это, мол, не её каша, и, вообще, это не каша, а свою кашку она всю до капельки съела.
…Алёнка, шмыгая носом, бежала по улице с тряпкой в руке, а за ней быстрым шагом шёл папа с ремешком. Стыдно было Алёнке и перед бабушками, сидящими на лавочках, и перед своими подружками, которые так и не дождались её на улицу.
Она обежала весь дом в окружную, и вот уже её каша перед ней на земле. Вереница муравьёв уже облюбовала лакомство, и всё больше и больше их накидывалось на «манну небесную». Стала Алёнка кашу с земли тряпкой собирать. Комочки уже не чувствовались, зато вскоре Алёнка вся с ног до головы была вымазана кашей, землёй и мурашами, которые обиженно стали её кусать за то, что она у них еду отобрала.
Алёнка на вытянутых руках несла грязную тряпку к помойке и удивлённо думала: «Как это папа догадался, что она кашу не съела, а выбросила? Он что – ясновидящий?!»
И ещё Алёнка решила, во что бы то ни стало, научиться варить кашу без комочков. И когда она вырастет большая, своей дочке обязательно будет варить только вкусную и правильную манную кашу!