Литературное издательство
Главная » Произведения » Алина Нечай » Алина Нечай | [ Добавить произведение ] |
Папа
пошел к врачу. Она ему прочитала аннотацию к солиану. Ко мне вернулся он
радостный: -Это
лекарство, ну как специально для тебя. Что бы ты не лежала, что б стала живее;
все, чего не хватало в респолепте. -А
еще она сказала, что от него худеют. Именно
это мне сильно понравилось, и я загорелась желанием начать пить его как можно
быстрее. -Ага,
что там такое она читала. Короче, я сейчас пойду в аптеку, - она выписала
рецепт на пять таблеток. Если пить их по четвертинке, - так же она сказала? –
хватит тебе пока с головой. А потом мы приедем и купим у нее целую упаковку. У
нее там на десять гривен дешевле, чем в аптеке. Да не это главное, нам надо,
что б у нас с ней отношения были хорошие. Ну все, я пошел в аптеку. Подожди
меня здесь. Аптека
была совсем рядом, а я сидела и думала: "Боже, как же не справедлив этот мир…
мама в воскресенье вернется и сразу ко мне. Как я буду ей в глаза смотреть? Что
я ей скажу? Подумаю потом”. Вернулся
папа. Солиан оказался большими, круглыми, белыми таблетками, которые легко
можно было разделить на четыре части. Мы с папой зашли в отделение, что б папа
отдал дорогое лекарство старшей медсестре, и мы с ним попрощались. Глядя
вслед ему, Валя – одна из постоянных пациенток – спросила меня: -Это
твой брат? Я
усмехнулась: -Нет,
это мой отец, - сказала я, повысив голос. Она
продолжила: -Красивый
какой, а жена у него есть? -Есть,
есть… В
палате со мной лежали три бабушки и Таня 22 лет, ростом 158 см и весом 43 кг. Две
Бабушки были сильно верующие, постоянно стояли, уткнувшись в молитвенник и
молились: утром, когда вставали, перед принятием пищи, перед сном… Я зашла в палату и села на кровать: -Моя
мама не виделась со своей мамой 6 лет, и не успела доехать, бабушка три часа
назад умерла… так и не увидев маму перед этим… У каждого была своя трагедия. Одна из бабушек
вспомнила то, что и она пережила: -Если
бы у меня не умерла дочь, я бы никогда не пришла к богу. Ей было 18 лет. Я
подумала, уместно ли это будет, но все равно спросила: -А
от чего она умерла… -Врожденный
порок сердца. Вторая
бабушка пролежала последние полгода дама в кровати, не вставая. При этом
похудев на 20 кг. -Я
думала у меня в животе рак и не хотела
его кормить, - смеется она теперь. Она
даже не знала, что килограмм сала стоит теперь не 7 гривен, как полгода назад,
а 17. Когда я ей об этом сказала, она не
поверила: -Да
вы что?! -А
вы говорите – Янукович хороший, пенсию поднял до 284 гривен, - хотя именно это
мне нравилось, теперь я бы получала не сто гривен, а 284. – Мясо, например, уже
от 25 гривен килограмм. Потом
бабушка прочитала в газете и процитировала вслух: -"После
выборов пенсии опять станут прежними”. Зачем
они вообще их поднимали?! Лучше бы они вообще этого не делали! Зато
вторая бабушка сказала: -А
вы читали, что Ющенко обещает пенсию 430 гривен? Я
слушала и думала, что я пока не за Ющенка, не Януковича. Я не думала, что что-то может измениться, и
что кто-то может что-то изменить в нашей стране. С
Таней же случилась другая история. На обходе врач к ней прицепилась: -Ну.
И зачем ты выпила столько таблеток? А потом же еще и спиртного добавила, да? Таня
только кивала головой. -Ты
много пьешь? – Врач скорее утверждала, чем спрашивала. -Да
не пью я! У меня времени нет. Я работаю сутки через сутки… -Ну
вот, сутки работаешь, сутки пьешь. -Нет,
я сутки работаю, а сутки сплю. Вы не понимаете, как там устаешь… врача
конечно же это не сильно убедило. Впрочем, как и меня. Я поняла, что Таня не
алкоголичка, но и не святая. Как я в прошлом. -А
зачем ты руку себе прожгла? – Спросила врач. -Не
знаю, я тогда не понимала, что делаю. -И
больно не было? -Нет,
- отрицательно покачала головой Таня. – Я ничего не чувствовала. -Конечно,
столько таблеток, а потом еще и водки, - сказала врач и перешла к следующей
больной… После
обхода Таня рассказала: -У
меня украли из сумочки только полученную зарплату, и кто это мог сделать? Свои
же… Я работаю в частной хлебопекарне, и коллектив у нас маленький, хотя работа
тяжелая. Я получила 200 гривен и положила их в сумочку, а сумочку повесила в
кабинете на стул. Вышла на 20 минут, а когда вернулась, то денег уже не было.
Жалко, что работа адская, я стою у бочки и мешу тесто… И
это делает девочка, что весит 43 кг. -В
общем, убиваюсь за копейки, но я не жалуюсь. По крайней мере не жаловалась,
пока у меня не украли зарплату. Но это ведь еще не все, - меня избили менты. Им
надо было закончить свой план, и они подложили мне в сумочку маковую соломку,
которую потом "нашли”. -А
свидетели? -Так
менты и свидетели… я сняла в больнице
побои, написала встречное заявление. А однажды прихожу домой, а в дверях
бумажка, в которой говорится, что мое прошение отклонено! Туту у меня крыша и
поехала. Я выпила 18 "колес” , потом пошла с друзьями в бар и добавила сверху
водки. Мне стало плохо, я зашла за бар и в одиночестве сделала себе дырку в
руке. У
Тани было забинтовано запястье. Она прожгла себе зажигалкой руку до кости, и
теперь ей каждый день медсестры делали перевязку. Кому – что, а дурному –
розетка. Я
вспомнила себя. После того, как мои родители узнали, что я наркоманка и
заставили меня лечиться, а потом я узнала, что Валик меня обманывает, я начала
резать себе вены. Постоянно приходила домой, и мама бралась их мазать мазями и
бинтовать. Наши больничные медсестры мне напомнили маму. Они с такой же заботой
и без презрения за нами ухаживали. Нам вообще повезло с большинством медсестер
и нянечек… В
нашей палате не было никого, на кого б страшно было смотреть. Только по
соседству периодически кричала женщина. Было очень похоже на сирену: сначала
тихо, потом громче, громче, громче…на секунду тихо… и опять. Бедная. Сколько
лет она уже так? Спокойная, только когда спит после укола. Юля – молодая
красивая медсестра - по нескольку раз в
день бежит к ней, что б уколоть. И без злобы. Здесь все как-то по-человечески. Проклятая
шизофрения! Честное слово, я бы жила со СПИДом, только избавьте меня от этого сумасшествия! Мне
страшно было подумать, что Таню могут арестовать. Я сидела в кровати и думала
об этом, а потом меня озарило: -Послушай…
тебя ж не могут арестовать! Ты же сумасшедшая… она
кивнула: Я
четыре года назад уже лежала тут. Мы с мамой решили, пусть сюда приходят и
берут с меня показания… Вот
ментам в этот раз не повезло! Не на ту нарвались, что б закончить свой план. -А у
меня теперь не осталось никого, ни друзей, ни любимого человека. -А
что с друзьями? -Наверно
потому, что "друзья” такие были. Они меня так и оставили одну, когда я за баром
себе руку поджигала. -А
кто у тебя любимый человек? -Турок,
сказала она наполовину с гордостью, наполовину с сарказмом. – Он мой директор. -Он
знает, что ты в психушке? -Нет.
Когда он звонит, папа просто говорит, что я в больнице. -Но
он же все – равно когда-то узнает?.. -Ну
и что? Она
и сама не знала похоже, говорить ему или нет. -Он
у меня такой смешной. Слушаем мы, например, турецкую музыку… -Угу,
я тоже очень люблю турецкие песни. -Да,
и мне очень нравится. Так я спрашиваю у него: о чем поют? Он подумал – подумал…
короче, - говорит, - девушка – дура, и пошла она на х…й! Тут
мы с Таней и зарж… засмеялись. -А
почему ты говоришь, что его у тебя нет? -А
думаешь, он захочет быть вместе с такой? Ну,
это были их проблемы. Только сильно мне было похоже, что она-то его любит, а
вот он ее… нет. Когда
Таня вышла из палаты, что б покурить в туалете, та бабушка, что придумала себе,
что у нее рак, прочитала мои мысли: -Поиграется
он с ней и бросит. А время- то идет. Кому она нужна потом будет? Ну,
с этим я бы поспорила, ведь "даже если вам немного за тридцать, есть
возможность выйти замуж за принца”. В основном умная бабушка в этом случае
немного отстала от жизни. Но хорош же любимый, который заставляет каторжно ее
работать, на себя и за копейки. По-моему, она сказала 2000 гривен в месяц. В пятницу утром на обходе врач встала передо мной: -Солиан
будешь принимать с понедельника. -Почему? Я не
обрадовалась. Мне хотелось почувствовать его действие как можно скорее. -На
выходных меня не будет, кто тебе поможет, если вдруг станет плохо? Ты согласно
со мной? Я
категорически была против! -Вам
лучше знать, - улыбнулась я ей. В
воскресенье из Ростова вернулась мама и с автобуса направилась ко мне. Я
переживала и не знала, чем я ее буду утешать, но, когда увидела ее – в черном
платке и с перекошенным ртом – то обняла и спросила у нее, как она? Она
держалась, но видно было, что у нее горе. Она долго рассказывала о своих
родных, мы сидели за столом. -Я
была у Лешки, когда зазвонил телефон. Лешка взял трубку, а я услышала голос
отца. И туту Лешка изменяется в лице и спрашивает: "Когда”? он положил трубку,
а я кричу: "Нет, не говори мне. Я не хочу ничего знать”! Я думала, я с ума
сойду. Я не
знаю, почему люди думают, что сойти с ума – это только престать что-то понимать
и адекватно реагировать на окружающих. Сойти с ума – это в первую очередь
почувствовать такое животное возбуждение, которого ты не можешь понять и вот от
него-то ты и сходишь с ума. Те, кто любят секс, просто глупые люди. Или
счастливые люди… я же после того, что пережила, сначала давала себе клятву, что
теперь у меня под боком обязательно будет парень, а потом я поняла и стала
бояться, что б вдруг это чувство не повторилось. Нет, секс – это конечно
хорошо, только не такой, какой нужен был мне, когда я сходила с ума. Так
вот, теперь, когда люди говорят, что могут сойти с ума, я им завидую, ведь они
не знают, о чем говорят. Она
много говорила о родных. И о том, что все они были похожи больше на сумасшедших
- чем на нормальных. Мамин отец – экстрасенс, пытается лечить людей; верит в
дьявола – царя земли – больше, чем в бога. Мамины тетки пьют водку и почти
слепые…Лешка развелся с женой, а их дети – два мальчика – которые в детстве
нежно любили друг друга, готовы теперь
поубивать один одного. Они даже в школу ходят по отдельности, по-другому по
дороге подерутся. Один живет с мамой, другой с отцом, и все вместе в одном
блоке общежития. Лешку «бьют нервы», а него есть оружие – он охотник, и мама
боится, что б они там не поубивали друг друга. Дядя обвиняет во всем жену, жена
– его… (она передала нам с Настей в подарок дорогие духи). И все вроде бы
по-своему правы. Двоюродный брат мамы живет и с женой и с любовницей, у которых
от него дети, и никак не может бросить ни ту, ни другую. Мама
понизила голос: -Я
тебе сейчас что-то расскажу… только если ты конечно не боишься. -Ой,
боюсь! Ладно, рассказывай. Маме
это давалось с трудом, но ей надо было с кем-нибудь поговорить. -Когда
мама лежала уже в гробу, мы ночью с Лешкой сидели возле нее. Там такой обычай,
гроб выносят во двор и кто-нибудь должен быть рядом до утра. Уже почти утро
было, когда я смотрю на мамино лицо, а оно на моих глазах разглаживается и
становится молодым – молодым, совсем без морщин; такой, какой она была в
молодости, еще до того, как начала пить… а потом, может мне показалось, но как
– будто задрожали ее веки. Я кричу: "Лешка, Лешка! Посмотри! Мама моргнула, ты
видел?”… Он смотрит и тоже говорит: "Видел!”… и птица какая-то над нами летает
кругами и кричит. Наверно мама нам хотела что-то сказать. А потом смотрим, а
она начинает стареть. Лицо сморщивается, и сморщивается… и вот уже она опять
старая и черная. Я
сидела и думала, что хорошо просто послушать, а что надо чувствовать, когда это
происходит на твоих глазах? -… Я
только хотела, что б она меня простила, что я так и не приехала, когда она меня
звала. Потому, что я наконец-то поняла, что это не главное, что она пила. Я
поняла, что все перед смертью становится не так важно. Я отцу тоже говорила, а
он сказал, что я забыла свою мать. Что это бог так сделал специально, что бы мы
с ней не поругались перед ее смертью. В
этом был смысл. -…А
отец… я ж говорю, у него наверно такая же шизофрения, как и у тебя. Говорит на
следующий день после похорон, что связался со своей покойной женой, и она его
успокоила. Мол, маму мою она там встретила и провела, чтоб дьявол, который
старается души умерших забрать себе, ее не тронул. Может
это и бред, но так было надо, что живым людям можно было как-то дальше жить. Не
знаю, как маме, но мне это надо было. Комиссия
могла быть в любой день, на следующей неделе. Что б мне не лежать туту лишние
дни, если комиссия будет например в понедельник, мама дала мне телефонную
карточку, что б я сразу позвонила. Они бы с папой приехали меня забрать на
следующий день. В
понедельник утром мне уже надо было идти к старшей медсестре и брать у нее
солиан, а не респолепт. Я боялась. Боялась, что это лекарство на меня не
подействует и, чего хорошего, мне станет хуже. Я попросила у бабушки, которая
похоронила свою дочь, молитвенник и переписала себе в тетрадь Отче Наш. Стала в
правильном направлении, которое она мне показала; прочла и перекрестилась. Я
решила, что с этого дня буду читать эту молитву каждое утро, а еще лучше, буду
лекарство запивать святой водой. Я
давно поняла, что не врачи лечат, а вера. Столько женщин здесь лежали годами, и
что? А ничего. Никакой респолепт им не помогал. Ведь так и со мной могло быть.
Только благодаря тому, что мама часто ходила в церковь и много молилась за
меня, мне и помогло. Наушники
поломались. То я хоть в одно ухо слушала, и вот на тебе, я осталась совсем без
музыки. Пришлось доставать Гарольда Роббинса и читать его. Перед этим у меня
попросила что-нибудь почитать та бабушка, что не знала, как подорожало сало.
Когда увидела, что я ей даю, то сказала, что давно когда-то читала эту книжку, и
Гарольд Роббинс ей очень нравится. Взяла, и перечитала ее еще раз. Это была
очень откровенная книжка. Да, кто молитвенник читает, а кто всякую… Еще
я занимала себя сочинением стихов. Соседки
меня попросили почитать стихи вслух. И я прочла все, что написала тут, в
больнице. После этого меня просили читать еще не раз. Я-то сама не могу сказать
хорошие мои стихи или плохие? Я иногда так много писала, что уже не могла
понять, где рифма, а где сто – попало. Меня мучил вопрос: мои стихи классные
или нет? Всегда все было наоборот: то, что мне нравилось, было окружающим
непонятным. То, что мне легко давалось и в чем я сомневалась, приводило в
восторг даже отца. Но все – равно лакмусовой бумажкой на стихи была мама. Я
много лет назад злилась, когда она говорила, что мои стихи – полная туфта.
Потом и ее "хорошо” меня не устраивало. Мне-то казалось, что я ого – го!.. И
вот однажды, после того, как меня подлечили, она сказала: "Класс… это очень
хорошие стихи, и их действительно не сравнить с теми твоими первыми”. Когда
меня снова попросили что-нибудь почитать, я не смогла. Я уже выдохлась. Читая
вслух, я нервничаю и переживаю; хочу, что б до всех дошло то, что понимаю и я…
и поэтому я сказала: -Сейчас
не хочу, потом как-нибудь. Я на
прогулки не ходила, а Таня ходила. Иногда вместе с нашим женским отделением
гуляли через сетку и мужчины, как сегодня. Мне б было как-то стыдно даже
посмотреть в их сторону, а молодые девчонки в основном искали даже здесь себе
развлечений. С кем, с больными? – думала я. Вот вылечатся, тогда пожалуйста… Танька
после прогулки принесла записку и сунула мне под нос. Я прочла: "Таня, я тебя
люблю. Мы обязательно будем вместе, ты самая красивая девушка на свете”.
Подписался он каким-то нерусским именем, еще написал сколько ему лет и где он
работает. Я не обратила на это внимания. В записке была его фотография,
сделанная видимо для паспорта. -Он,
что, - грузин? -Армянин, - радовалась Таня. -Они
в тебе свою видят. Ты очень похожа на турчанку. -Мне
говорили, что если б я жила в Турции, там бы никто не подумал, что я русская. Таня
была маленькой, но пропорциональной. Я подумала, что бы этот армянин сказал,
когда увидел ее голые ноги, как видела я перед сном? Очень красивые ноги. Но
она ходила в спортивном костюме, который
скрывал ее фигуру. Комиссия
была только в четверг. Родители приехали в пятницу. Две набожные бабушки
выписались еще вчера, а третья – сегодня. Таня лишь наблюдала, как я
переодеваюсь: -Что
я без вас буду делать? – она чуть не заплакала. -Не переживай, к тебе кого-нибудь подселят, -
я сама переживала и нервничала. Кроме
того, мы для Тани были слишком тихими, слишком нормальными, она даже замолкала
на полуслове, вдруг начинала матюгаться. Мне был вновинку мой новый образ, и я
про себя улыбалась. Думала: знали б они… Таня
сказала: -Но
я не хочу никого кроме вас. И я
поняла, что даже не совсем святым людям нужно общество нормальных людей. Я бы
порадовалась, если б так не спешила домой. В джинсовой юбке, впрочем, как и во
всей новомодной одежде, собачка на молнии была слабенькой, когда я ее дернула,
то она сломалась. -Блин. -Не
спеши ты так. Да я
и сама это понимала. Я
кое – как застегнула молнию и сказала Тане, как было здесь принято: -Пока,
Таня. Желаю выйти отсюда не через два месяца, а намного раньше! Пока. Таню
должны были обозначить на группу. Когда эта процедура у меня была в первый раз,
я ждала именно два месяца… Когда
мы с родителями были уже в своем дворе, я увидела в окне кота… и у меня отвисла
челюсть. Во-первых, он стал в два раза больше, во вторых, он стал пушистым –
пушистым; в третьих он на пузе поседел. Он стал настоящим красавцем. -Мама…
- Протянула я, - он же красивый какой! -Ну!
Породистый! Брали
гадкого утенка – получили белого … то есть черного лебедя. Мама
привезла из дома свои старые фотографии. Они там их с Лешкой поделили, и то,
что досталось нам, мама часто брала и смотрела. А я не могла взять альбом в
руки, боялась увидеть бабушку… Еще
неделю назад я боялась посмотреть на рану у Тани на руке, а когда начала пить
солиан, мне стало даже интересно. И, когда Таня намочила бинт и сняла его, я
взглянула… не так уже и страшно. Вот и сейчас, мое желание увидеть маму молодой
и какой красивый был ее братик в детстве, пересилили мой страх. | |
Просмотров: 1594 | Комментарии: 2
| Теги: |
Всего комментариев: 2 | |
| |