Она прописала мне линар. Но мне находиться там одной в комнате оказалось не под силу. Хоть я и брала с собой тетрис, что б забыть как-то о времени, но…я так и сказала ей, что линар мне не помогает, а наоборот, становится еще хуже. Она сделала мне новое назначение, которое тоже не дало никакого результата.

Так и проходили дни: днем я маялась, вечером получала таблетку циклодола и немного успокаивалась. Ночью засыпала, а утром…я ненавидела утро. Это продолжалась, пока моя врач не узнала, что медсестры дают мне циклодол и не запретила им это делать! Оказалось, что мне и его нельзя. А потом  она и вовсе ушла в отпуск на три недели. Вместо нее меня пыталась лечить другая молодая врач, но у нее это совсем не получалось.

За то у меня получалось. Хоть я и ненавидела себя за это, но все равно после того, как врач уходила домой, начинала терроризировать дежурных медсестер. Те злились, кричали на меня, но пытались чем-то помочь. Так, что к вечеру я от какой-нибудь таблетки вырубалась и спала до следующего утра.

Одно хорошо – кажется голова у меня выздоровела. Я перестала впадать в депрессию в тех случаях, когда бы раньше обязательно обиделась и расстроилась. И даже папа, когда первый раз приехал с мамой ко мне, сказал:

-Ты сейчас выглядишь все-таки лучше, чем когда мы тебя прошлый раз забирали домой. Ты тогда была вообще черная. Господи, я ведь знал, что тебе не надо было снова ложиться.

Мне все равно было всегда плохо. Врач каждую неделю меняла мое назначение, но ничего в моем состоянии не менялось, и она разрешила родителям на выходные забирать меня домой.

Дома я не могла ни стоять, ни лежать. Как-то сидела, играла в тетрис и ждала очередной ночи, как избавления. Маме объяснила:

-Я хоть ночью могу отдохнуть.

Мама пыталась меня чем-нибудь занять. Я то орехи под орехом собирала, то мы с ней выкапывали буряк - но я долго не выдерживала. Мама же не знала, как мне помочь. Хотя…я просила у нее циклодол, а она говорила, что нету. А он был. Только я тогда этого не знала. Потом я резала на кухне зеленые помидоры на салат и при этом еле и еле сладкое печенье. Я это делала, что б как-то себя отвлечь и, что б прошло время. Я все время ела: в больнице…дома…

После выходных я вернулась в больницу и увидела, что ко мне в палату положили кучерявую девчушку. Ее звали Света и ей оказалось всего пятнадцать лет. Она бы была веселой, если б не болезнь…

Я продержалась еще неделю, опять промучилась дома и промучила маму и решила в кабинете врача все ей высказать. Первым делом я расплакалась:

-Мы едем в машине, а я только и думаю: хоть бы мы врезались куда-нибудь…

Через десять минут врач мне улыбнулась:

-Все? Выплакалась? Должно стать легче.

Господи, - подумала я, - она даже представления не имеет о том, что у меня за болезнь. Это так только посторонний человек мог сказать. И она меня пытается лечить. Интересно, от чего она меня лечит? Я вспомнила, как от ломки мне делали иглоукалывание…

-Я думаю, придет твоя врач и кардинально поменяет твое лечение. И респолепт отменит, потому, что он уже тебе не помогает…

Врач сказала, что мне будут делать какую-то процедуру, что в народе называли электрошок. Для этого мне нужно было сделать кардиограмму и энцефалограмму, что б посмотреть можно ли мне это делать.

Она сказала моей маме:

-Если вы конечно согласитесь и подпишитесь в этом.

-А что это такое?

Маме явно это не нравилось.

-Ничего страшного. Вон, одной девушке сделали, так она через неделю пошла домой. А то все папа ее не соглашался, боялся чего-то.

Мне это ни о чем не говорило. То, что девочка пошла домой, не означало, что через неделю она не вернулась сюда обратно.

 Опять же надо было ждать. Я не боялась этой процедуры потому, что она совсем безболезненная. Если бы мне ее сделали, я бы потом вообще ничего об этом не помнила. Плохо, что мне это сделали б не первой. Я просто видела, что это не помогает.

Вся в слезах я зашла к себе в палату и увидела старую знакомую. Мы встречались раньше на прогулке. Я тогда еще плохо соображала, и сейчас мне трудно было ее вспомнить. Но она обрадовалась:

-О-о, привет, красавица!

Еще я не могла ее точно вспомнить, потому, что она поправилась килограмм на двадцать. Я, похоже, иду тем же путем.

-Чего ты плачешь?

-Таблетки никакие не помогают!

-Ага, мне тоже. Сотый раз уже здесь лежу.

Я легла на свою кровать. Напротив меня лежала Света. И я у нее шепотом спросила:

-Как ее зовут?

-Тоня.

Тоня на меня как-то странно подействовала. Мне сегодня вообще не было плохо. Может потому, что я забыла утром дома выпить респолепт, а те новые назначения, что мне сделала врач дадут только завтра? Тоня просто подняла мой дух. Как говорил папа:

-Тебя могли бы сразу вылечить или отдых где-нибудь на Канарах, или принц на белом коне. Жаль, что на первое у нас нет денег, а второе…

Ну и так понятно.

Тоня пошла в атаку:

-У тебя есть что-нибудь поесть?

-Есть, пойдем в вестибюль.

В вестибюле я достала из холодильника и поставила перед ней на стол банку с вареной картошкой и жареным мясом. Как - раз моя мама возвращалась от врача, что б уехать домой:

-Ну как ты?

-Нормально.

-Точно? А то я не хочу оставлять тебя и думать, что ты тут плачешь.

И мне не хотелось, что б она так волновалась:

-Все нормально, мам.

Она поцеловала меня в щеку и ушла.

Тоня кушала:

-И что тебе будут делать?

когда я сказала, она меня пожалела:

-Бедная.

-Почему? Тебе делали?

-Нет, но делали Оксане из третей палаты. Я видела, как ее вели после процедуры. С двух сторон держали, что б не упала. Ей после этого начали кошмары сниться.

Все, я решила, что скажу маме, что б она не давала добро на эту процедуру.

Скоро должна была выйти на работу моя врач. Все надежды я покладала на нее. Да, респолепт на меня больше не действовал так, как раньше. Я не хотела больше ни работать, ни учиться, ни вообще жить. И мама на три дня поехала туда, домой, что б что-то решить с моим институтом. Я не представляла себя, что смогу в него ходить. Я его ненавидела. Может потому, что мне было стыдно за себя? Я как представлю себе дорогу к институту, мне страшно становится.

Мама узнала, что академотпуск продлить больше не возможно и забрала мои документы. А так же те деньги, которые мы заплатили при моем поступлении, сразу за четыре года обучения. Хотя не деньги, а то, что от них осталось после инфляции. В то время доллар стоил две гривны, и папа поменял доллары. И только заплатил, как доллар сильно вырос. Нам же везет всегда, как утопленникам.

Жаль, но Тонино воздействие на меня к утру пропало. Я опять проснулась в 7. 00 утра, выпила утренние таблетки и пошла к умывальнику чистить зубы, что б как-то оттянуть свои пытки.  В 9.00 мы втроем с Тоней и Светой завтракали в столовой за одним столом, потом завтракали в вестибюле. В 11.00 у нас был в вестибюле второй завтрак. В час дня – обеденные таблетки, в два часа – мы втроем обедали в столовой, а потом доедали в вестибюле. После тихого часа – ужин в столовой, и ужин в вестибюле. В 18. 00 вечерние таблетки, только я не дождалась этого времени. Пришла на пост, где медсестры разлаживали нам таблетки, и попросила, что мою дозу дали мне сейчас:

-…а то мне совсем плохо…

-Такая погода…сегодня и нам плохо.

За окнами шел дождь. Но таблетки мне все же дали. Ну и что с того? Все равно ничего не помогало.

В семь часов вечера нас последний раз выпустили в вестибюль покушать.

Так прошла еще неделя. На эти выходные меня домой не отпустили, а в понедельник вышла после отпуска моя врач. Мы все вместе, с ней и моими родителями, сидя в ее кабинете, решили, что мне надо возвращаться к хлорпротексену, который я пила, когда только поступила сюда.

Еще полдня понадобилось, что б медсестра дала мне его выпить. Я, как зануда, ходила то за ней, то бегала к врачу, что б она попросила медсестру поторопиться. Я боялась, что сегодня мне этих таблеток вообще не дадут. Я знала, что если врач что-то назначает сегодня, то больной получает это только завтра. Но я затерроризировала медсестру, и получила свою дозу.

                                                          ****

Два дня я чувствовала себя более – менее, в среду почему-то стало так же плохо, как и было, а в четверг у меня должен был быть день рождения. Я с диким видом прибежала в кабинет врача, но она с кем-то разговаривала, и меня отправили восвояси.

В палату зашла молодая врач:

-Ну что с тобой опять?

-Плохо мне. Вы не понимаете меня…

-Звонила мама, она завтра приедет, что б забрать тебя домой. У тебя же день рождения?

-Да, - я улыбнулась.

Но поспешила убрать улыбку с лица, что б врач еще чего не решила, что мне не так уж и плохо.

Вечером медсестра, которой пора уже было на пенсию, кричала на меня:

-На головах сидите! Ляжь, и лежи, а то переведем в третью палату и привяжем.

 Но укол она мне все же сделала, и я через 20 минут заснула. Утром, слава богу, меня уже не ломало.

                                                      ****

Вот – вот должны были прийти гости.

-Мама, не хочу сглазить, но за последние пять недель я чувствую себя нормально…

                                                              ****

В воскресенье мы с мамой на рынке купили мне в больницу детектив Донцовой, и детский пазл, что б было чем заняться. Когда мы пришли домой, я сложила в пакет свои вещи.

После выходных я сидела в кабинете врача.

-Как ты себя чувствуешь?

-Как ни странно, но очень хорошо.

 -Ну, что, - спрашивает она, - будем в пятницу выписывать, или будем ждать комиссию и становиться на группу?

Мама ответила первей меня:

-Да будем наверно выписываться.

Вернувшись в  палату, я не обнаружила на месте девчонок . Я спросила у женщины, что из нашей палаты:

-А где тоня и света?

-Тоню перевели в третью – надзорку, а Свету – в шестую.

В третью ложили проштрафившихся…

-А что с Тоней?

-Ой, не хочу вмешиваться, она потом сама тебе все расскажет.

Шестая палата, куда перевели Свету, была тоже хорошей, только мест там было больше, чем в этой.

Вместо Светы положили другую девочку, Машу. Я посмотрела и поняла, что она мается так же, как до недавна маялась я. Она бегала к врачу, ей кололи уколы, давали таблетки, но ей ничего не помогало. А я боялась на нее смотреть, что б мне самой не стало хуже. Я сочувствовала Маше:

-Мне точно так было плохо целый месяц.

-И что ты делала?

-Доставала медсестер, что и тебе советую.

Маша приняла мои слова буквально. Когда врачи ушли домой, она закричала:

-Кто мне теперь поможет?!

Пришла на пост, стала возле медсестры, и так и не отошла, пока той не надоело и она не сжалилась. Медсестра дала Маше какую-то таблетку, и Маша забылась во сне.

Ко мне в гости пришла Тоня:

-Чем занимаешься?

-Книжку читаю. Хочешь, бери, раскладывай пазл.

-Давай.

Мы сели по обе стороны от тумбочки на разные кровати, и занялись этой игрушкой.

-Знаешь чего меня перевели обратно в третью?

-Чего?

-Я повеситься хотела.

-Как? Где?

-В туалете. Там на потолке висит крючок, я сняла с себя пояс и…если б меня не застукали, не разговаривала ты б уже со мной.

-А что на тебя нашло?

-А жизнь такая х…вая! Мама меня ненавидит, не приходит ко мне…

-Почему она так к тебе относится?

-Потому, что я плохая. Я – алкоголичка. У меня диагноз – шизофрения на почве алкоголизма.

Я скорей могла подумать, что наоборот, у нее алкоголизм на почве шизофрении. Я по себе знала. Мне врач объяснила, что и наркоманкой я стала потому, что уже была больная.

-Твоя мама, что, не понимает, что это из-за твоей болезни? Если ты вылечишься, то станешь другим человеком.

-Мне теперь через день колят серу, от которой поднимается температура под сорок. И сбивать ее нельзя.

-Кошмар…

-Я уже привыкла, мне всегда ее колят.

Я с пазлом не справлялась:

-Все, Тоня, раскладывай его сама.

И она разложила. Красиво получилось, не хотелось сворачивать.

-Ладно, я пойду спать, - сказала Тоня.

-Иди, захочешь – завтра разложишь еще раз.

На ночные таблетки маша не проснулась. Я выпила свой азалиптин, а к Маше пришла медсестра со шприцом в руке и с нянечкой под боком:

-Она и так спит, может не будем ее будить?

Я слушала их разговор.

-А если она проснется посреди ночи, что мы с ней тогда будем делать?

Она имела в виду, что Маше опять станет плохо и лучше ей сейчас уколоть еще и укол.

Они разбудили Машу и начали успокаивать ее, что все в порядке, только надо сделать укольчик. Маша так и не проснулась окончательно. А утром она обнаружила, что ей уже не так плохо, а я – что у меня украли пазл. Его просто не было на тумбочке. Я перерыла свои вещи, но безрезультатно. Это случилось, когда в палате оставалась одна Маша. Она и видела воровку:

-Она зашла, взяла, и ушла.

Я не поняла:

-А почему ты ее не остановила? Как она выглядит?

Зашла нянечка, я ей рассказала, смеясь, о том, что случилось. Мне-то этот пазл больно нужен был, но нянечки обыскали все постели и пришли к выводу, что пазл украла сумасшедшая, которая сразу же все и выбрасывает в окно в туалете.

Со мной в пятницу выписывали и Свету.

Теперь у меня был точный диагноз – шизофрения. Мне нельзя пить кофе, спиртные напитки, есть шоколад и сало. Почему нельзя сало, я так и не поняла, но спрашивать ни у кого не стала, что б не подумали, что я без этого сала жить не могу.

В те брюки, что мне принесла мама, что б я переоделась, я не влезла. Придется идти по улице до машины в спортивных штанах. Я собралась и мы с мамой пошли к врачу в кабинет.

Рядом с ней я чувствовала себя неудобно. Уж очень она была профессиональна, а я – ненормальна. Она вообще была странной. Папа говорил, что у нее тоже есть какая-то мания. Говорил, что она в любой момент и себя может назвать Наполеоном.

-Я хочу сказать вам о ваших анализах. Антитела к ВИЧ есть…

Но мы тут же хором решили, что даже после того, как человек переболеет гриппом, у него на всю жизнь остаются  антитела к гриппу.

-Да…и еще я хочу вам рассказать. Я ведь сама здесь читаю лекции о СПИДе…

Они с мамой засмеялись.

-Чего вам только не приходится делать, - сказала мама.

-Да. Так вот, – врач обратилась ко мне, - ты можешь всю жизнь жить с этим диагнозом, если не будешь колоться. Потому, что этот вирус активизируется, когда человек заражает себя им повторно. Организм человека по - своему борется с вирусом и вырабатывает иммунитет, но этот вирус не бывает всегда одинаковым. И если ты будешь колоться, будешь заносить  в кровь  каждый раз новый вид.

Я сидела и думала, что я столько раз заражала себя повторно с 15 до 19 лет, что должна б была уже давно умереть. Но то, что я жива – здорова, означало, что арменикум – это настоящее лекарство.

-Кроме того, тот, кто заразился до 17 лет, этот ВИЧ может просто перерасти.

Врач напомнила нам с мамой о массовом заражении детей, о котором когда-то много говорили:

-Вы знаете, что они все переросли…

-Да? – Удивилась мама и обрадовалась.

-Да.

Значит у меня был шанс. Я ведь стала наркоманкой в 15 лет, и понятно, что к 17 годам уже была больна. Кроме того, я видела передачу О. Герасимюк "Без табу”, где главной героиней была ВИЧ – инфицированная девушка, потом в студию позвали женщину – врача, которая рассказала, что СПИД – это уже не смертельное заболевание, а неизлечимое. И даже женщины уже могут рожать детей с риском их заражения всего 1%...

Я была довольна, что меня наконец-то перестало "ломать”, и я даже не обратила внимания, что жизнь для меня потеряла все краски, что я не хочу проживать опять новый день, и что я жду, когда наступит наконец ночь. Врачу я сказала, что мне хорошо, и мы попрощались.

Меня тревожило только одно: когда я последний раз была в Киево – Печерской Лавре, я увидела… увидела тех, кто умирает. На лицах тех двух женщин уже не было жизни, их глаза были похожи на глаза рыб. Такие же серые и мутные…и страшные. Эти глаза – было понятно – к жизни уже не вернет ничто. Они умирали. Они это знали, и я это знала, и врачи это знали, и всем оставалось лишь молиться. Там в каждой палате над изголовьем кроватей висели иконки…

Тогда же мама услышала разговор врачей:

-"Мы не успели его спасти”.

Они не спасли парня, которого привезли с обострением гепатита. Его печень была уменьшена, и он сразу впал в кому.

Дома я покупалась и наелась вкусной домашней пищи. Я все ела, и ела, и ела…Вечером решила добавить булки с вареньем, и это оказалось лишним. Я только согнулась, так заболел живот, и маме сказала:

-Обидно, столько пережить и умереть от обжорства.

Она только смеялась и пыталась чем-то помочь. Подсунула соду, от нее меня совсем…

Я раньше всегда не доедала, потому, что была склонна к полноте и это знала. Я только, когда начала колоться, разрешала себе съесть лишнего, думая, что все равно это не усвоится. Это дало обратный результат: у меня образовалась булимия, я никак не могла наесться. Нет чувства сытости и все. Но, когда я переедала, то не могла, как другие, просто засунуть два пальца в рот. Вырвать у меня все-равно не получалось. По утрам я съедала два – три куска булки с маслом. У нас дома есть напольные весы, так через месяц я заставила себя на них встать. Когда-то, когда я еще ездила лечиться в Ереван, я потолстела до 67 кг, и сейчас всё сравнивала на каком месте завязывается мой ремень в спортивных штанах. Мне казалось, что я не должна была дойти опять до 67. Но…я чуть в обморок не упала, когда весы показали 74 кг. Мне аж смешно стало. И что теперь делать?

Все, - подумала, - теперь я брошу все силы на борьбу с лишним весом. Но все зря, потому, что я не могу отказаться от одного – кушать по ночам.

Я никогда утром не помнила, что ела и сколько ночью. Я словно в зомби превращалась. А еще в журнале прочитала, что от булимии надо лечиться целых три года, если не все шесть!

Несколько раз я в состоянии зомби чуть не напилась зачем-то таблеток, хорошо, что мама услышала в моей комнате шорох. Пришла и остановила меня:

-Что ты делаешь?

Когда я очнулась, то судорожно искала ответ на ее вопрос:

-Не знаю…

После этого у меня в комнате на столе оставлялось не больше двух таблеток.