Стояли последние дни октября, затянувшегося в этом году бабьего лета.
В это послеобеденное время электрички в направлении Киев – Фастов еще не переполнены. До отправления поезда оставалось минут двадцать. Я занял место у окна и принялся рассматривать только что купленную газету.
 - Ну i що ж там люды пышуть?
Напротив меня сидел и с улыбкой смотрел на меня среднего возраста мужчина. Я даже как-то опешил, настолько мне показалось знакомым его лицо. Темноволосый со следами ранней седины, с обветренным, смуглым от загара, выбритым до синевы, скуластым лицом и глубоко посаженными карими глазами, он явно мне кого-то напоминал. Какое-то время я пристально вглядывался в его лицо.
-    Что, напомнил кого-то из знакомых? – спросил мой попутчик, переходя с украинского языка на русский.
-    Вот, вспоминаю, кого и не могу вспомнить, - ответил я, продолжая его оглядывать, но не так пристально.
Я обратил внимание на его руки – сильные, жилистые.
- Что, уже изучаешь? Думаешь, чего это он прицепился ко мне, как березовый лист в бане. Не напрягайся – не отгадаешь, - продолжил попутчик, опережая мой вопрос.
Я почувствовал легкий запах алкоголя.
-    Ты не думай, что вот очередной выпивоха прицепился. Теперь – не отвяжешься. И, не ожидая моей реакции, продолжил.
-    Я, вообще-то, уже давно не пью. Но сегодня у меня особый день и я немного выпил. Так, о прошлом вспомнил. Пока доеду домой, все пройдет. Дома я не должен показывать виду. Поэтому, если не возражаешь, мы с тобой по дороге пообщаемся, а я еще орешков поем. Хочешь орешков?
Насыпав мне пригоршню чищеных грецких орехов, мой собеседник отвернулся, лицо его посуровело. Он долго смотрел в окно, как будто вглядываясь куда-то или вспоминая что-то. Я ждал дальнейшего развития событий.
Поезд тронулся, постепенно набирая ход.
Внезапно мой попутчик повернулся ко мне, лицо его приняло прежнее выражение. Помолчав немного и глядя прямо на меня и начал говорить, как бы продолжая прерванный рассказ.
Далее я постарался воспроизвести его рассказ, как это было, от первого лица.
- Я – кадровый офицер. После окончания военного училища, служил. Как все. У меня семья, двое детишек. Девочки. Жили, как большинство офицеров, в военном городке. Год ждали, пока комната освободиться, а до того снимали. Когда переехали, стало материально легче, но ведь тесно, в одной-то комнате. Ленка совсем махонькая была. Даже и думать было нельзя, чтобы как-то улучшить в ближайшем будущем условия жизни.
 Уже несколько лет, как в Афганистане шла война. Мы знали, что туда, в эту мясорубку, отправляли целыми подразделениями. Нашу часть пока эта участь миновала. Много разговоров было на эту тему. Но я был офицер, был верен присяге, и, если бы был приказ, то я немедленно исполнил бы его. Но приказа не было. А безысходность была. Прошло более десяти лет, как я находился на воинской службе. Пройдет еще пятнадцать, уволюсь в запас. И как не имел ничего, так с тем и останусь. Сам-то я из России. Страна огромная, а ехать мне было некуда.
И я подал рапорт. Жене я об этом не сказал. Подумал – если пройдет, скажу, что переводят в другое место. Жены офицеров, как правило, стойко переносили различные переезды, но в данном случае было все не так, как обычно.
Там, куда я сейчас стремился, была война. И никто, ни одна живая душа не могла предвидеть, что с каждым из нас могло там произойти. Я внутренне понимал, на что я обрекаю свою семью, своих детей. Но, повторяю, я не видел тогда иного выхода. Это был, пожалуй, единственный путь, чтобы как-то ускорить решение жилищного вопроса.
Прошло немного времени и меня вызвали в кадры.
Ждать пришлось недолго. Видимо время было такое.
Труднее всего, наверное, было объясниться с женой. Говорить правду было нельзя, да и не хотелось. Пришлось придумать версию о переводе в другую часть, хотя в военных городках что-то скрыть попросту было невозможно. Наконец, была придумана версия, что меня переводят в Кушку на границе с Афганистаном, в учебный батальон. Там я должен буду, как кадровый офицер, обучать солдат, направляемых затем в Афганистан.
Частица правды в этом была, так как я спустя месяц действительно попал в это богом забытое место, под названием Кушка.
Кушка – это город, расположенный на самой южной точке Советского Союза, на самой границе с Афганистаном.
Всего одна неделя и, далее, Кандагар. Я был "заменщиком", то есть должен был заменить того, у кого уже вышел срок «пребывания на войне» или того, кого в виде груза «200» или «300» отправили, или должны были отправить в Союз.
По прибытии, как положено, доложился. Полковник, сидящий за столом, поднял на мгновенье голову и протянул руку, чтобы принять протянутые мною документы. Посмотрел на меня
- Собирайся, вертушка летит в твой район через два часа.
В общем, отвоевал я чуть больше года. Был легко ранен, награду получил. Все как на войне. Только письма от жены стали приходить реже.
Прикрывали мы однажды выход наших разведчиков. Тяжелый бой был. Ранило меня тогда во второй раз. Но это было уже посерьезней – в ногу и предплечье. Короче,
 отправили меня самолетом в Ташкент, в госпиталь. Ранение в ногу оказалось серьезнее, чем я думал. Врач сказал:
- Еще долго хромать будешь, если не всю жизнь.
Я понял, что о возвращении в строй не может быть и речи. Ночи напролет я обдумывал сложившееся положение и свою судьбу.
- Что дальше? Я умел только воевать.
Наконец, я получил от жены письмо. Она писала, что слухи подтвердились и нашу часть расформировывают. Предложено всем покинуть военный городок, так как скоро отключат свет и воду. Денег не выплачивают уже два месяца. Правда, до отъезда обещают полностью рассчитаться.
Написала, что уедет к матери на Украину. Там хоть как-то в деревне прожить можно будет.
- Теперь все зависит только от тебя. Нужно ходить, ходить и ходить, - такое напутствие дал мне врач.
Прошло, наверное, около месяца, а может и больше. Я приехал  в деревню.
Старая покосившаяся хата с земляным полом. Большая комната, потолок «висит» буквально над головой. Посередине большая печь – она и для приготовления еды и для обогрева зимой.
Потолкался месяц, другой, работы нет.
Что я умел? Да ничего. По гражданской специальности, я механизатор. Но какой из меня сейчас механизатор? Вокруг опытные местные механизаторы, почти все без работы. Кто-то устроился сторожем, кто-то, если повезло, ремонтником. Некоторые где-то находили «шабашку» - кому-то дачку подремонтировать, а кому-то и построить.
При этом пил народ, безбожно. Я, когда в Афган уезжал, дал себе зарок – на войне ни грамма. И пока держался.
Шли не месяцы, годы.
Нашел и я, наконец, работу. Слесарем, в депо. Под Киевом. Дали койко-место в общежитии.
Денег не платили по нескольку месяцев. Люди тащили все, что можно было унести. Все пропивалось.
Я тоже начал выпивать. В часы протрезвления я спрашивал себя:
- Куда катишься? Ведь ты боевой офицер.
Сколько раз я задавал себе один и тот же вопрос.
 Но как же так могло получиться, что я, как и тысячи других бывших военных, офицеров, вдруг оказался на обочине жизни без жилья и средств к существованию?
Ответа на этот вопрос я не находил.
Тот осенний день стал поворотным в моей жизни.
Встретил меня как-то бывший сельчанин, с которым наши пути когда-то пересеклись в поисках работы года два тому назад, а может быть и больше.
То да се.
-    Чем занимаешься?
-    Хвалиться нечем. Сейчас ничем.
-    Работу можно всегда найти. Если умеешь держать язык за зубами, конечно. Стрелять еще не разучился?
-    Да нет, не разучился.
Его вопрос вызвал у меня ироническую улыбку. Когда-то в части я был лучшим в стрельбе из пистолета.
-    А что за работа такая? Охранять кого-то?
-    Нет. Поинтересней. Работенка, прямо скажу, рисковая, но платят неплохо. Короче, если интерес есть, я справки наведу. Если все в порядке, я тебя разыщу.
-    Согласен, - ответил я, не раздумывая, и не особенно отдавая отчет себе в том, что говорю.
Прошел месяц или немногим больше. Уже потянуло зимой.
- Снова зимовать в этой норе, - подумал я.
В этот миг я готов был на любую работу, невзирая ни на какие риски.
Мой знакомый все не появлялся. Я уже начал терять надежду, как в один из ранних ноябрьских дней неожиданно на пороге появился мой спаситель (я иначе теперь его и не называл).
Мы вышли покурить.
- Отъезд послезавтра. Лучше, если об этом никто не будет знать. Учти, ты можешь вернуться через два-три месяца с деньгами или не вернуться совсем. Это брат, война. Но война не простая.
Я даже не стал ничего уточнять, настолько осточертело мне мое теперешнее существование.
- Что брать с собой и как одеваться?
 - Еды с собой не набирай. Так, на пару дней. Оденься нормально, чтобы не замерзнуть.
Через четыре дня, рано утром я вышел из дома и направился к газораспределительной станции, где была мне назначена встреча.
Жене я сказал, что, кажется, нашлась работа.
- Правда, далековато. В тех краях только вахтовым методом работают: смена через три-четыре месяца.
В условленном месте ждала машина. Это была видавшая виды «копейка». Мой знакомец сидел за рулем. На заднем сиденье сидел смуглый, с небольшой бородой парень, возраст которого я не мог определить.
По пути меня неоднократно передавали из рук в руки, я даже счет дням потерял. Мои сопровождающие были все, как один, люди молчаливые.
Последний участок пути я совершил с завязанными глазами.
После сильной тряски, машина, наконец, остановилась. Мне развязали глаза. Яркое солнце слепило. Я оглянулся быстро по сторонам. Машина стояла среди высоких раскидистых деревьев. Вдали скорее угадывалось, чем просматривалось какое-то строение.
Ко мне подошел какой-то бородатый человек с хмурым исподлобья взглядом, одетый как все в камуфляжную униформу. Командир, наверное. Впрочем, был ли это командир или кто-то другой по принятой у них иерархии, я так и не узнал.
- Паспорт есть? Давай.
Я дал ему свой паспорт. Не рассматривая содержимое этого ценного документа, он сунул его небрежно в карман, повернулся, крикнул что-то на не понятном  языке рядом стоящим, по-видимому, низшим по рангу и медленно направился в сторону строения.
Один из тех, к кому он обратился, подошел и стал в двух шагах от меня, направив, на всякий случай, на меня автомат.
Мне стало даже смешно. Зачем меня, мол, охранять? Я и так никуда не сбегу. Да и куда здесь бежать?
Через несколько минут, которые тянулись неимоверно долго, пришел «мой» командир. Он жестом пригласил меня следовать за ним.
Проследовав мимо охраны, мы вошли в дом. Небольшая комната с одним маленьким грязным окошком, через который еле пробивался свет. Судя по размерам строения, это была не единственная комната в доме.
За обшарпанным столом, на табуретке сидел очередной бородач, одетый тоже в камуфляжную униформу без знаков отличия.
 По его виду и по тому, как обратился к нему мой сопровождающий, чувствовалось, что этот человек был старшим по званию.
Перед ним, на столе лежал мой паспорт в раскрытом виде. Видимо он все-таки поинтересовался его содержимым.
- Стрелять умеешь?
Я утвердительно кивнул.
-    Я спрашиваю, или ты стрелять умеешь? – повторил он недовольный тем, как я ответил.
-    Так точно, умею.
-    Где учился?
Я сначала не понял вопроса. Потом догадался, что мое образование его мало интересует.
-    Я воевал в Афганистане. Раньше стрелял хорошо. Сейчас не знаю. Думаю, не разучился.
-    Афганец, значит. Ну что ж, посмотрим.
Он замолчал.
-    Ты наши правила знаешь? Слушай внимательно. И не дожидаясь моего ответа, продолжил.
-    Правило первое. Общаться ты будешь только с моими людьми. Ни с кем больше. Второе, никакого спиртного. Свою одежду сменишь. Будешь как все, в камуфляже.
Он помолчал немного.
- В день будешь получать сто долларов. Плюс премиальные, если успешно будешь воевать. Здесь, как ты понимаешь, не прогулка. Три месяца воюешь, потом отпуск. До Российской границы тебя проводят, а там, как знаешь. Если попадешь в плен или убьют, никто вместо тебя ничего не получит. Если попытаешься убежать, найдем и расстреляем.
На этом наш разговор закончился. Конечно, у меня возникло масса вопросов, но я пока даже не представляя, кому и когда я смогу их задать.
Так началась для меня война в Чечне.
Постепенно, общаясь с чеченцами, вслушиваясь в их разговор, я постепенно начинал понимать сначала, о чем шла речь, а затем уже даже мог задавать какие-то вопросы и, вообще понимать их. Сначала они даже выражали удовлетворение моими довольно
 быстрыми успехами, но постепенно отношения охладели. Я понял, что они мне не доверяют.
Да и с чего было им мне доверять? Я был просто наемником.
Постепенно, из отрывков разговоров и случайно оброненных фраз, я понял, что я здесь не один. Были и русские, украинцы, литовцы и еще кто-то. Много ли их было? Не знаю.
Чеченцы тщательно следили, чтобы мы между собой не общались. И им это удавалось.
Только к концу моего «срока» службы я узнал, что где-то рядом, в соседнем отряде нес такую же службу мой соотечественник. Как хотелось поговорить, услышать русский язык! Но рисковать было нельзя, можно было и пулю схлопотать.
Прошло три месяца. Я получил заработанные деньги и, несмотря на то, что надвигалась ночь, в сопровождении двух чеченцев я покинул расположение отряда.
Мои поводыри отлично знали дорогу. К утру мы вышли на какую-то мало приметную дорогу. Вскоре подъехал какой-то грузовичок. В кузове находились несколько человек, преимущественно женщины. Я устроился на каком-то брезенте и, несмотря, на сильную тряску, заснул. Проснулся от того, что кто-то меня сильно толкнул в бок. В кузове никого не было.
- Вставай, приехали. Хочешь, жди автобус. Хочешь, иди пешком. Тут недалеко. До станции километров пять.
Через несколько дней я добрался до села. За это время там ничего не изменилось. Та же покосившаяся хата с земляным полом. Осунувшаяся жена да уже порядком отвыкшие от меня дети.
Здесь было мирно и тихо.
Только теперь стал я ощущать, насколько многое во мне изменилось. Казалось, войны не было, но я видел смерть. Не массово, но люди гибли. Я никого в этой войне не оправдывал и никого не осуждал.
Я, сжав, поначалу, зубы, «делал» свою работу. Постепенно все прошло.
Заработанных денег хватило на трехкомнатную квартиру. Чтобы не вызвать каких либо подозрений и ненужных вопросов, я купил квартиру в поселке, в нескольких десятках километров от села. Ни на мебель, ни на переезд денег не хватило.
Незаметно пролетел месяц. Я передал условный сигнал, что я готов снова ехать.
Все было как в прошлый раз. Весь долгий и непростой путь.
- Пришел? - спросил меня старший бородач, - иди, отдыхай. Завтра много работы.
Этот бой мне запомнился. Он, пожалуй, самый тяжелый был. Не помню, было ли у меня в Афгане подобное. Бомбили нас сильно. Потом артиллерия и минометы… Затем БТРы с десантниками пошли.
 Отходили мы с большими потерями. Вдруг произошло что-то непонятное. БТРы почему-то остановились, затем стали отходить. Это нас спасло. Много было убитых и раненых.
Как меня не зацепило, даже удивляюсь. Через некоторое время, когда все стихло, начали собираться группами. Увидел Хакима, того самого, кто привез меня сюда в первый раз. Он шел, волоча левую ногу. Я поспешил к нему на помощь. Хаким с благодарностью оперся на мое плечо.
- Ты знаешь, там и вашего одного убили. Хороший, добрый был.
Я шел и обдумывал сложившуюся ситуацию. Ведь и меня могли вот также убить… Завтра, может быть, снова бой.
Больше у нас прямых столкновений с армейскими подразделениями не было.
Командир уводил отряд из-под ударов. Мы делали только ночные вылазки.
Приближалось время очередного завершения моей «вахты».
- Скорей бы, - думал я, - да живым ноги унести.
Наконец дождался. Все, как договаривались. Я даже получил хорошие премиальные.
В этот раз мне пришлось добираться домой кружными путями.
Наконец я дома.
- Все. С войной закончено, - подумал я, когда увидел жену и детей.
Жили они по-прежнему в деревне. Квартира хотя и была, но как жить в не обустроенной квартире?
На приобретение мебели ушла неделя. Даже если были деньги, купить было нечего. Но, ничего. Как-то обставились.
Решили, что переедем, а обустраиваться будем постепенно. Я чувствовал, что жена боится задать вопрос, надолго ли я приехал.
Прошло недели две, и я затосковал. Я уже забыл о бомбежке, о раненых и убитых. Но ничего сделать не мог – это была моя работа. Я умел только воевать.
-    Вот так, дорогой, - прервал мой спутник свой рассказ. - Через несколько дней я снова поеду туда. И никто не знает, когда и чем это все может закончиться.
-    Думаешь, против «своих» воюет. Не патриот, значит. Да, нет, не скажи…
Затем, помолчав немного, продолжил:
- Это все от безысходности. Много наших воюет по всему миру, в разных «горячих» точках. Кто-то деньги зарабатывает, кто-то уже жить без этого не может. Вот, так-то.
 Он замолчал.
Поезд приближался к моей станции. Я поднялся и протянул руку моему попутчику.
-    Возвращайся живым.
-    И тебе быть здоровым.

Вот такая была случайная встреча.