254
Брат Дмитрий просил в письме Наташу купить для него в Пе­тербурге племеннную вороную лошадь. По поручению На­таши Пушкин съездил, выбрал лошадь, но купить не смог. Лошадь стоила 200 рублей, а у него и таких денег не было. Ему очень хотелось их найти, чтобы услужить свояку. Однако всем он уже был дол­жен. И на жизнь не хватало.
Дома установили строжайшую экономию. Пушкин приглашал Дми­трия в крестные, а Наташа просила брата Дмитрия прислать ей кре­постных для помощи, чтобы уволить наемных.
И вот пришел обоз из Завода. Гувернантка Нина Доля прислала сшитые ею для Наташи прелестные сапожки. Брат Дмитрий - сушеных фруктов, грибов и варенья, мальчишку для посылок, кучера и повара.
Мальчишке было лет десять, и он очень дичился Пушкиных. Долгой дорогой промерз и все время ежился.
Наташа приласкала его, накормила и отправила вниз, к слугам, при­казав хорошо его прогреть и поить много чаем с травами.
- И пусть он пока там пообвыкнет, - говорила она камердине­ру, — поручений в ближайшие дни не будет. Сначала ему ливрею со­шьют, потом кто-то его с городом познакомит, и уж только потом он приступит к своим обязанностям.
Кучера и повара она сразу подключила к делу.
Мать Наталья Ивановна подобрела к Наташе с рождением внучки. И сейчас, живя в Полотняном Заводе, в ожидании следующего внука активно включилась в заботы Наташи.
Прошлым летом Дмитрий присылал Наташе коляску с лошадьми. Теперь Наталья Ивановна советовала сыну, учитывая увеличивающееся семейство, послать Наташе не коляску, а четырехместный ландо.
Наташа радостно согласилась с матерью и писала брату, прося его прислать ландо к Пасхе:
«Да, пожалуйста, чтоб ландо был новомодным и красивым ради бога по­старайся».
В марте в Петербурге началась эпидемия гриппа. Наташа тоже слегла и пролежала всю первую неделю поста. Ей даже пускали кровь. Болела и Маша.
Родители Пушкина отправлялись на лето в Михайловское. С деньга­ми у них тоже было плохо. Решили похлопотать в Опекунском совете о перезалоге своего болдинского имения.
Зашли как-то к сыну проведать свою внучку Машеньку. Маша была как раз больна, капризничала, увидев бабушку с дедом, расплакалась... — Ну, полно-полно, — старалась Надежда Осиповна успокоить ма­лютку, — чистый ангел девочка, я уже люблю тебя, моя ненаглядная... Однако девочка не успокаивалась, пришлось оставить ее в покое. Вернувшись домой, Надежда Осиповна и Сергей Львович уселись писать письмо дочери Ольге, уехавшей в Варшаву к мужу: «Внучка наша
255 SS?
«хороша, как ангелок, — писал Сергей Львович, - хотел бы я, дорогая Олинька, чтоб ты ее увидела, ты почувствуешь соблазн написать ее пор­трет, ибо ничто как она не напоминает ангелов, написанных Рафаэлем».
«Я была в восторге, что снова вижу наших, — вторила ему Надежда Осиповна, - маленькая хороша как ангел и очень мила, чувствую, что по­люблю ее до безумия и буду баловницей, как все бабушки...».
Еще с одной заботой приезжали родители к сыну. Их сын Левушка, живя в Польше вроде бы под присмотром старшей сестры, опять набе­докурил, ему грозило серьезное наказание. И главное - он опять влез в огромные долги. Поэтому были затеяны и хлопоты о перезалоге име­ния. Только закончились хлопоты ничем.
Опекунский совет отказал пересматривать залог, уже неоднократно перезаложенный, и Пушкины были в отчаянье. Как помочь младшему сыну?
Вся надежда была теперь на Александра. Но он сам был без денег. Жена на сносях...
Однако Пушкин, в какой уже раз, живо включился в спасение свое­го любимого непутевого младшего брата.
Сначала надо было спасти его репутацию — увольнение его со служ­бы за проказы. И Пушкин, опять вместо творческой работы, пустился по своим высокопоставленным друзьям и знакомым.
Ему удалось убедить их, что брат, хоть и непутевый, но не безнадеж­ный — повзрослеет-поумнеет. И увольнение Льва Пушкина со службы было заменено отставкой.
Репутация брата была спасена. Теперь Пушкин кумекал, где найти денег, чтобы и со срочными долгами брат разделался. Этот вопрос был еще сложнее, потому что и без того Пушкин уже давно ломал голову, где взять денег для покрытия своих собственных долгов.
Пока по этому делу он ничего не придумал, но согласился взять дол­ги брата на себя.
Родители так обрадовались, что Надежда Осиповна всплакнула, ра-ДУюсь за своего любимчика. Но больше всех радовалась Наташа. Она Уже любила Левушку, как своего брата, очень сочувствовала ему и его Родителям и старательно уговаривала мужа взять, несмотря ни на что, на себя заботу о Левушке.
Весна приближала роды. Начались хлопоты о даче. Сняли большую Усадьбу Миллера на Черной речке, красивую, просторную, с большим садом. В двух этажах было пятнадцать комнат.
Но переезд пришлось отложить из-за Маши. Она перестала спать, njioxo ела, много плакала. Постоянный домашний врач Пушкиных Спасский затруднялся поставить девочке диагноз. Температуры не Ь1ло. Стул был нормальный. Желудочных внутренних болезней тоже Ие было заметно. Не было ни кашля, ни насморка. А Маша круглые сут-Ки плакала.

256
-  Эти созданьица, дети, так хрупки, что невозможно без содрогания смотреть на их страдания,- говорил Пушкин доктору.
—  Скорее всего, у нее режутся зубы,— говорил Спасский, — отсю­да   беспокойство и, может быть, боль. У большинства детей в ее воз­расте уже много зубов, а у Маши - ни одного. Она отстает в развитии от других детей. И не ходит еще, а давно пора. Почти не говорит...
-  Так она в меня, - усмехнулся Пушкин. - Няньки рассказывали, что я чуть ли не к двум годам только разговорился, а теперь рот не за­крываю.
-  Да, мальчики позднее девочек начинают говорить, часто только к полутора-двум годам.
-  Значит, из Машки вырастет женщина с мужским характером, — зг щищал Пушкин дочь. Он любил своего первенца и не хотел считать н| достатком Маши отставание в развитии. — «И вообще пишут, что ср« выдающихся людей много таких, как Машка, развитие которых шло медленно, а некоторых из-за этого считали даже идиотами. А они сте гениями».
Спасский только улыбался, слушая Пушкина.
Родители тоже не спали по ночам из-за Маши. А Наташа не отходи-' ла от девочки и днем. Наклоняться к дочери ей было уже тяжело из-за живота, и она просто сидела рядом с Машей, ласково гладила ее по го­ловке, держала ее ручки в своих.
Девочку немного успокаивала ласка матери, но ненадолго. Она опять плакала. И Наташа не находила себе места.
А Пушкин нервничал больше всех. Жаль было маленькую дочь. Тер­зали опасения за жену: на сносях она, а тут такие волнения. Невозмож­но было творчески работать. Надо было по делам ехать в Москву, а не­возможно было оставить жену и дочь в таком состоянии.
Дача Наташе очень нравилась, но больше всего она радовалась тому, что поселились в двух шагах от тетушек Катерины Ивановны и Натальи Кирилловны, которые жили на ферме.
И вместе с тетушками Наташа, будучи уже на последнем месяце бе­ременности, много гуляла по островам, выезжала в театр.
Самого Пушкина Наташа почти не видела. Рано утром он уходил пешком в Петербург работать в архивах, а возвращаясь, какой-то весь взъерошенный, задумчивый и неразговорчивый, уединялся в кабинете, работал над «Пугачевым», так он захватил его. Почти все повествова­ние и будет написано в эти весенние дни 1833 года, в апреле-мае, в пять недель.
—  Что-то мужа вашего совсем не видно! — с внешним сочувствием — а Наташа чувствовала, с внутренним злорадством — непременно спра­шивали ее отдыхающие на Черной речке.
—  Работает, — спокойно отвечала Наташа, — у него — вдохновение.
—  И над чем работает? — любопытствовали они.

257 S»?
-  О, это только Богу и поэту известно, - отвечала Наташа.
-  Уж и с вами не делится поэт своим секретом?
-  Об этом я умолчу. Секрет.
-  Вы вся такая секретная, — ехидничали знакомые с милейшей улыбкой.
Наташа с еще большей любезностью только руками разводила.
Вечером горела чья-то дача. Пожар собрал толпу глазеющих. Пуш­кин с Наташей тоже пришли. Помочь хозяевам уже было невозможно. И все только смотрели, как шарахается на ветру пламя. По крыше бега­ла кошка, жалобно мяукала, зовя на помощь, но никто ей помочь уже не мог, и прыгать ей было некуда: кругом бушевало пламя. Наташа уди­вилась, что Пушкин наблюдал за страданиями кошки с каким-то весе­лым восторгом.
-  Саша, тебе что, не жалко кошку?
-  Ну, может, и жалко, - засмеялся Пушкин, - но и весело. Я всег­да с восторгом смотрю на пожар, эту стихию, в несколько минут по­жирающую то, что люди годами считали самым важным: дом, мебель, одежду...
-  Но это ужасно: потерять все нажитое в несколько минут.
-  Так-то оно так, но и думы вызывает веселые о тщетности многих наших ежедневных усилий.
Пушкин сочинял письмо Бенкендорфу, считай - царю:
«В продолжении двух последних лет занимался я одними историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне не­обходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мною начатую и которая доставит мне деньги, в коих имею нужду. Мне самому совестно тратить время на суетные занятия, но что делать ? Они одни доставляют мне неза­висимость и способ прожить с моим семейством в Петербурге, где труды мои, благодаря Государя, имеют цель более важную и полезную. Кроме жа­лованья, определенного мне щедростью Его величества, нет у меня посто­янного дохода; между тем жизнь в столице дорога и с умножением моего семейства умножаются и расходы. Может быть, Государю угодно знать, какую именно книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего большая часть происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне по­сетить обе сии губернии...».
Он попал в замкнутый круг. Требовалось много денег на содержа­ние растущей семьи, надо было много работать для этого, а он не мог Работать. Плохо работал. Почти не работал. Поэтому хлопотал, где бы Занять денег. И собирался уехать поработать в деревню. В уединении, в ТиШине. Но надо было дождаться родов жены.
Гаврила Александрович, ставший Александром Александровичем, аШка, по-пушкински, родился 6 июля 1833 года, а 20 июля его окре-етИли в Предтеченской церкви на Каменном острове. И Нащокин, как258
просил Пушкин, приехал на крестины и стал крестным отцом младен-j ца, а крестной матерью - опять Екатерина Ивановна Загряжская.
У Наташи после родов началась грудница. Больно было брать на| руки маленького Сашку, а уж Машу — тем более, что очень обижало де­вочку, и она капризничала. Мази и примочки Наташе не очень-то no-j могали.
Пушкин мечтал сразу уехать в Казань и далее. Но на это надо былс еще испросить разрешения.
-  Подневольный я человек, — жаловался он жене. - Шагу без им<| ператорской милости шагнуть не могу. Нужно не только разрешений на отъезд получить, но и отпуск на несколько месяцев испросить, тоя дело непростое.
И он строчил письма Бенкендорфу, министру финансов.... А те пы-| тали: зачем надобно ехать, изложите подробно, куда и зачем ехать изво-| лите.
Весь июль прошел в этой переписке. Наконец 11 августа было полу-| чено увольнение в отпуск на четыре месяца в Казань и Оренбург.
Наташа с Екатериной Ивановной медленно шли по липовой аллее| чуть отстав от детей.
Впереди няня везла в коляске новорожденного. А чуть поодаль,| чтобы не разбудить сладко спавшего малыша, другая няня выгулива Машу.
-  Саша скоро опять уедет, — грустно говорила Наташа.
-  Когда? — спросила Загряжская.
-  Через неделю, — со слезами в голосе сказала Наташа.
-  Ты, Наталья, напрасно так расстраиваешься. Ты не одна оста-| нешься. Я рядом. И нянь хватает, и доктор близко.
-  Так-то так, но я только облегчилась, погулять бы нам вместе, по-| ездить по окрестностям вместе с ним...
-  Сущее дитя ты, Таша.   Со мной погуляешь и поездишь. Скор двор приезжает, балы и гулянья начнутся. С кавалерами потанцуешь| тебе их не занимать, роды делают тебя все красивее, а Пушкин все ;
но с тобой мало танцует.
-  Он своего роста стесняется.
-  Ну и напрасно. Эка невидаль в наше время - муж ниже жены! Да полно таких пар! И ничего, не стесняются. Правда, и танцуют мало с женами. Больше за ломберным столом просиживают или о политике судачат. Мало, мало занимаются мужья своими женами. Но Пушкин тебя покидает ради тебя же и семьи. Ну какая может быть у него работа в таком содоме: народу - полный дом, дети кричат...
-  Умом я понимаю, что дома ему сейчас работать трудно, но серД' цем... Я очень тоскую по нему, когда он уезжает, и даже дети ]

259 
ют эту тоску, - Наташа тихо заплакала, наклонив голову, чтобы шляпа закрыла ее глаза от посторонних.
-  Ну-ну, Ташенька, милая, да у вас вся жизнь еще впереди. Тебе только двадцать лет, многие твои сверстницы еще и не замужем. Вот детки подрастут, Пушкин распишется, из долгов выйдет, и пойдет ваша молодая жизнь развеселая, — она обняла племянницу за плечи, поцело­вала в щеку. - Выше голову. Ты - жена великого поэта. Сам Господь-Бог избрал тебя спутницей гения. Это очень тяжелая миссия. Так будь же ее достойна.
-  Я вас понимаю, - уже улыбаясь, говорила Наташа. - Я очень ста­раюсь. И когда Пушкин дома, полностью счастлива, несмотря на все трудности. Но, когда Пушкин уезжает, я не сплю ночами, очень бес­покоюсь о нем и чувствую себя одинокой и несчастной.
-  Ну вот, легок на помине! - воскликнула Загряжская.
-  Кто? - Из-за близорукости Наташа не видела, что навстречу им по берегу летел своей обычной стремительной походкой Пушкин, кото­рый только что прошагал до Черной речки из Петербурга и, не заглянув на дачу, зная, что в этот предвечерний час семейство его обычно про­гуливается, помчался искать Наташу с детьми.
Он весь светился от радости, что нашел их. Над спящим Сашкой он только постоял, сияя от удовольствия видеть сына, и жестами разгова­ривал с няней, выясняя,все ли в порядке.
Маша, завидев отца, заулыбалась ему навстречу. Пушкин подхва­тил дочь на руки, закружил, зацеловал, защекотал бакенбардами. Маша смеялась, уклонялась от его щекочащих бакенбард, пыталась что-то сказать, но ничего у нее не получалось.
-  Ну и не надо, ну и не говори ничего, — видя неудавшуюся попытку лочери связать .слова, сказал Пушкин. - Я люблю свою немую Машку.
Он начал подкидывать дочь вверх. Оба счастливо смеялись.
-  У них абсолютно одинаковый смех, - сказала Загряжская.
-  Да, я это давно заметила, — сказала Наташа, с опаской следя за 1ем, как Пушкин подбрасывает дочь.
-  Саша, поосторожней, не урони...
-  Не волнуйся, душа моя, смотри, как Машка радуется, разве мож­но лишать ее этого удовольствия?!
-  Любит он Машу, — сказала Екатерина Ивановна.
-  Души в ней не чает, — поддержала Наташа, улыбаясь и с любовью СлеДя за мужем и дочерью, как они оба звонко смеются. - Дитя да и только - оба.
Машу с трудом успокоили и оставили с няней, а взрослые втроем Ощли прогуляться по берегу.
" Как день прошел? - спросила Наташа мужа.
" Одна отрада — работа в архиве. Ты не представляешь, Таша, как
Интересно — держать в руках старинные, полуистлевшие странички260
с поразительными фактами, о которых мы или понятия не имеем  или' забыли. Каждая страничка вдохновляет на книгу, волнует воображение. Построить бы хижину вот здесь, на Черной речке, жить отшельником самой простой жизнью и писать, писать, писать... Наташа вздохнула:
-  Мы мешаем тебе.
-  Да не вы мешаете. Эта сумасшедшая суетная жизнь мешает. Хоть «Петра» я и напишу, но уже весь погряз в «Пугачеве», все происходит само собой, вроде бы без моего участия. И теперь я страстно желаю проехать по пугачевским местам, подышать воздухом той вольности, которая так грозно прокатилась по России. Поэтому сегодня в архиве был мало, а отправился хлопотать об этой поездке по уральским сте­пям... А Бенкендорф вместе с государем пытают: зачем ехать хочу, что мне там надо? Вот придется писать подробную записку-объяснение, за­чем мне надобно побывать в тех местах. В архиве узнал, что у Спасского в личной коллекции имеется любопытная рукопись некоего Рычкова, касающаяся времен Пугачева. Весь прямо горю желанием скорее уви­деть ее.
Загряжская, наблюдая, как Пушкин горячо говорит о своем деле, переглянулась улыбкой с Наташей.
-  В этом весь Саша, - сказала Наталья Николаевна. — Когда он над чем-то работает, он может думать только об этом. Вся остальная жизнь становится для него нереальной, призрачной. Он даже нас не замеча­ет, - сказала она последнюю фразу с задорной усмешкой, чтобы задеть Пушкина.
Он слушал жену молча и радовался, что она понимает его. И хоть это состояние сосредоточенности на работе ей не очень нравится, она сми­рилась и терпит.
«Она — умница, — думал Пушкин, — она — чудесная жена. И мне тя­жело расставаться с нею и с детьми. Ноя должен работать и поэтому должен ехать».
На последние, подзадоривающие, слова Наташи Пушкин усмехнул­ся и сказал:
-  Это она разозлить меня хочет, Екатерина Ивановна. Все, что я де­лаю, я делаю для моих прекрасных дам, Наташи и Машки, теперь еще и для Сашки. Всех их я обожаю. И Таша это прекрасно знает. И в поездку она меня, в отличие от императора, хотя имеет на меня больше прав, уже отпустила. Но ей грустно оттого, что я рвусь в дорогу. И она ревнует меня к этой дороге, — теперь он уже подзадоривал жену, — вот и злит меня. Я в сотый раз, Екатерина Ивановна, говорю: «Ваша племянни­ца — лучшая в мире девочка, женщина, мать. Я не перестаю благодарить Господа за то, что он послал мне это чудное создание. И я люблю ее все больше».
261  Ss?
-  Так и есть, - сказала Загряжская. - Берегите ее, Александр Сер­геевич. Я с вами согласна. Не знаю другой столь прекрасной лицом, душой и характером женщины, как Таша. Так что вы уж постарайтесь, Александр Сергеевич, чтобы она была счастлива.
-  Я стараюсь, Екатерина Ивановна, - сказал Пушкин и сразу по­грустнел. Потому что на данном жизненном пути все его старания ока­зывались напрасными.
Нащокин часто его выручал деньгами, а теперь сам был в долгах. Новые попытки продать «медную бабушку», приданое жены, опять не увенчались успехом.
-  Попроси у матери обещанное мне приданое, — говорила Ната­ша, - сама я не могу. Со мною она не церемонится.
-  Со мною тоже, — сказал Пушкин.
-  Попробуй через брата Дмитрия. Он любимец Маминьки, ему она не откажет. Пусть замолвит о нас словечко.
Все это было Пушкину очень неприятно. Дмитрий Гончаров вступал в наследственное владение Полотняным Заводом. Жаловался в письмах к младшей сестре, что хозяйство до крайности расстроено. Что доходов долго не будет, идут одни расходы. Что Наташа не будет пока получать от него полагавшейся ей доли доходов.
Но Пушкин, отправляясь в долгую поездку, обязан был обеспечить свое семейство на время отсутствия. Любым способом он должен до­стать эти средства.
От Наташи он узнал, что брат Дмитрий, чтобы вывести из кризи­са заводы, собирается взять в долг большую сумму у князя Голицына. И даже просил зятя, хорошо знакомого с Голицыным, посодействовать. Пушкин обещал. Наташа сказала:
-  А ведь Дмитрий и для нас может взять тысяч шесть у Голицына..
-  Умница ты моя, голубушка, твоя прекрасная головка и сообража­ет прекрасно.
И письмо к Дмитрию Николаевичу писали вместе.
« Так как Вы глава семейства, в которое я имел счастье войти, и являе­тесь для нас настоящим добрым братом, я решаюсь надоедать Вам, чтобы поговорить о моих делах. Семья моя увеличивается, мои занятия вынуж­дают меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я Не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги так же увеличились. Я знаю, что в настоящее время Вы не можете ниче-го сделать для нас, имея на руках сильно расстроенное состояние, долги и поддерживая семейство, но если бы Наталья Ивановна была так добра Желать что-либо для Наташи, как бы мало то ни было, это было бы для Hqc большой помощью. Вам известно, что, зная о ее постоянно стесненных Сп>оятельствах, я никогда не докучал ей просьбами, но необходимость и ' алке долг меня к тому вынуждают, так, конечно, это не для себя, а толь-10 для Наташи и наших детей я думаю о будущем. Я не богат, а тепереш-262
ние мои занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, ко­торые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это печально и приводит меня в уныние. Вы знаете, что Наташа должна была получить 300 душ от своего деда; На­талья Ивановна мне сказала сначала, что она дает ей 200. Ваш дед не' смог этого сделать, да я даже и не рассчитывал на это; Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа; этого легко можно было бы избежать, достаточно было бы включить оговорку в дарственную, по которой Наташа не имела бы права продать землю. Мне чрезвычайно неприятно поднимать этот разговор, так как я же ведь не скряга и не ростовщик, хотя меня в этом и упрекали, но что поделаешь? Если Вы полагаете, что в этом письме нет ничего такого, что могло бы огорчить Наталью Ивановну, покажите его ей, в противном случае пого­ворите с ней об этом, но оставьте разговор, как только Вы увидите, что он ей неприятен».
Но и из этой затеи ничего не вышло.
18 августа Пушкин выехал в путешествие прямо с дачи на Черной речке с другом своим Соболевским. Погода была ужасная, фактиче­ски штормовая. Хлестал дождь. Вода в Неве поднималась на глазах. Но Пушкин не захотел пережидать непогоду. Свидетельство на вы­езд - на руках. Деньги для семьи он все же достал перед отъездом.
Пушкин уехал. На третьем году семейной жизни Наташа третий раз осталась одна. Не одна, ас двумя маленькими детьми, годовалой Ма­шей и месячным Сашкой. И грудница еще не прошла.
Пушкин уповал на тетушку Екатерину Ивановну, не пропадет с нею Наташа.