А дачная жизнь на Каменном острове шла своим чередом, не­смотря на частые дожди. — Ташенька, милая, мы завтра едем в Парголово, — гово­рила Александра, — как жаль, что ты не можешь. Княгиня Бутера сама в отъезде, но через Мещерских приказала открыть для гостей свой дом чтобы мы распоряжались в нем, как нам угодно, провизию мы берем с собой, а стол накроем в гостиной на случай дождя.
И на следующий день рассказывали Наташе, какая прекрасная го­стиная у княгини, как много цветов было расставлено всюду к их при­езду. Николай Трубецкой привез полно дорогих вин в красивых бутыл­ках и очень вкусных.
—  Кавалеры наши аппетитно пробовали Креман и Силлери(вина) и встали из-за стола весьма оживленными, особенно Мальцов и Дантес.
—  Наша Катрин влюбилась в Дантеса, — встряла в рассказ старшей сестры Азя. - Кавалергард не отходит от нее, а Кэт смотрит на него влюбленными глазами. Он, кстати, в мае стал бароном, закончилось оформление опекунства над ним барона Геккерна. Теперь Жорж Дан­тес - барон Геккерн. Один из самых богатых и знатных женихов. Так что, Катрин, держи его в руках.
Кавалергарды находились еще на маневрах, потому кавалеров на островах было пока мало. Из-за болезни Наташи Александра с Кате­риной не могли даже на прогулки выезжать, только встречались в го­стиных с соседями и знакомыми. Но без кавалеров им было скучно. «...у нас только говорильные вечера», - писали они брату. И девушки ра­довались каждой возможности выехать под чьим-то покровительством верхом.
Эти выезды сестер всегда сопровождались восхищенными взгляда­ми. Девицы Гончаровы, с детства уверенно сидящие в седле, были пре­восходными наездницами. Стройные, гибкие, смелые и уверенные, на прекрасных лошадях, в амазонках, - брат Дмитрий позаботился об этом - они останавливали на себе взгляд всех гуляющих.
—  Совершенно очаровательные особы   эти Гончаровы, — говорили мужчины, с чем соглашались даже их жены.
—   Ласточка моя   чудо как послушна, — говорила Александра, лю­буясь своей красавицей и поглаживая ей морду, — идет превосходно, все находят ее очаровательной. Я чрезвычайно довольна Тропом, он, действительно, превосходный берейтор, моя лошадь стала совершенно неузнаваемой. Раньше у нее был такой тяжелый ход, а теперь я делаю с ней решительно все, что хочу, и моя рука, которая всегда опухала после верховых прогулок, теперь не чувствует ни малейшего утомления.
—  Слава богу, что моя милая Любка поправилась, — вторила ей Ка­терина.- Надо нам чаще проверять, как они содержатся.
—  Кучер — молодец, исправно следит за ними.
399 
—  Надо смотреть, хорошо ли их чистят, чтобы никакая зараза не
прилипала.
—  Только вот Дмитрий отучает Л юбку от рыси, а я больше всего лю­блю ездить рысью. В этом есть своего рода кокетство.
—  Да, именно когда мы едем рысью, то производим фурор. Но ухажеров-женихов не было. А лето проходило.
Маневры должны были закончиться только четвертого августа, а пока все с нетерпением ждали традиционных фейерверков. Они про­ходили в середине июля в Красном селе, в военных лагерях. Поговари­вали, что гвардейский корпус внес сообща семьдесят тысяч рублей на их проведение, так что все должно быть великолепно. А потом начнутся балы на водах и танцевальные вечера.
На берегу Большой Невки в Новой деревне в 1834 году было откры­то Заведение искусственных минеральных вод, его сразу прозвали «ми-нерашкой». Построена «минерашка» была на сданных в аренду землях Строгановых. Прекрасный их сад тянулся до самой Черной речки. И в нем было много увеселений.
Задумывалось учреждение как лечебное: в нем были минеральные лечебные ванны, продавалась питьевая лечебная вода разного содержа­ния, были мужские и женские купальни.
И скоро «минерашка» стала центром всей летней культурной жизни островов. Отдыхающие приезжали сюда в экипажах и катались цугом перед музыкальной эстрадой, на которой играл духовой оркестр. А по вечерам тут устраивались балы.
Маленькую Наташу, Натку, крестили только спустя месяц после рождения, 27 июня. Старшая Наташа все еще сидела в своей верхней комнате. Лето было очень дождливое, деревянный дом насквозь про­питался влагой, а в нижних комнатах было сыро. И тетушка Катерина Ивановна категорически запрещала Наташе спускаться вниз.
И впервые после родов Наташа спустилась вниз и решилась прогу­ляться только в день крещения дочери. Она отправилась в церковь в ка-Рете, а сестры гарцевали рядом верхом. Воспреемниками на крестинах были тетушка Загряжская и Мишель Виельгорский.
Прогулка не пошла Наташе на пользу. И она опять перестала выхо-Дить. Так Наташа и просидит дома почти все лето. Тетушка Екатерина Ивановна тоже хворала и не выезжала. Сестры часто ее навещали.
Наташа только к концу лета стала появляться на людях. Верхом ез-ДИть пока не решалась и сопровождала сестер в коляске.
Кавалергарды готовились к возвращению в город и в конце июля затеяли прощальные фейерверки. Наташа повезла туда сестер, в село павловское, где стоял полк. Путь был неблизкий, ехали четыре часа, Несколько раз за дорогу принимался маленький дождичек. Это очень беепокоило Наташу, как бы опять не простудиться, ведь только начала выходить из дома.
400
Но доехали благополучно. Празднич­ный обед был накрыт в специальной палат­ке и оказался превос­ходным. Дам было немного: Наталья Со­ловая, урожденная княжна Гагарина, жена офицера кавалергард­ского полка Григория Петрово-Солового, Идалия Полетика, Жозефина-Шарлотта Ермолова, урожденная
графиня де Лассаль, жена генерал-майора Ермолова, да три сестры Гон­чаровы. Было много дипломатов и иностранцев, офицеров полка.
После обеда все отправились на фейерверки, но хлынул дождь, и дам отвели в избу Солового, откуда из окон они и наблюдали все даль­нейшее. Это очень огорчало дам, особенно расстроилась Катерина Гон­чарова, которая надеялась поговорить с Дантесом, а теперь надежд на это не было.
Однако Дантес несколько раз появлялся под окнами, у которых при­строились сестры Гончаровы, тепло приветствовал Наталью Николаев­ну, которую не видел около четырех месяцев, так что вызвал ревность у Катрин Гончаровой.
Зло о Наташе думала в это время не одна Катрин, а и Идалия По­летика. Ее все больше раздражало особое внимание, которое Дантес уделял ее кузинам и особенно Наташе. Мало того, что та отобрала у всех Пушкина, и у нее, в первую очередь, теперь она причаровывает и прекрасного Дантеса.
Оказалось, что на прощальном фейерверке присутствует сама им­ператрица. Из-за дождя все церемонии были отменены, и императрица тоже пряталась в помещении. Узнав, что тут присутствуют другие дамы, она послала им приглашение на бал в свою палатку.
Но, одетые в дорожные костюмы, дамы посчитали лучше на бал не ходить. Наташа же была еще и в трауре по свекрови. И весь день до ве­чера дамы так и любовались праздником из окон дома Солового, слу­шали духовой оркестр, перекидывались шутками с появлявшимися то и дело под их окнами кавалергардами.
Наташа за эту первую после длительной болезни, долгую поездкУ очень устала. Вернувшись домой, она сразу легла в постель. Пушкин ругал ее, зачем ездила так далеко, ведь только начала выходить из дома. — Вот и лето кончилось, — вздыхала Катерина.
401  
_ Бесполезное лето, - вторила ей Александра.
Кавалергарды после фейерверка уезжали, двор тоже готовился к воз­вращению в город.
Сестры отсылали всех четырех лошадей обратно к брату. Ставить в городе их было негде, а на островах гарцевать теперь было не перед кем.
Настроение у Катерины и Александры было отвратительное. Денег нет. Брат опять задержал их пособия. Деньги, потраченные на пересыл­ку лошадей из Полотняного, - а их Дмитрий вычел из пособий девушек - по существу оказались выброшенными на ветер. Лошади Ната­ши и Пушкина тоже все лето простояли в стойлах.
Дмитрий Николаевич Гончаров нашел себе другую невесту, но от се­стер скрывал: уж очень много они иронизировали в его адрес по поводу
Надин Чернышевой.
Княжна Елизавета Егоровна Назарова нравилась ему и лицом, и ха­рактером. Немножко провинциальная, но скромная и сдержанная. Она хорошо разбиралась в хозяйственных делах, что особенно привлекло Дмитрия, потому что сам он часто просто не знал, как поступить. Те­перь у него мог появиться постоянный советчик в делах.
Никому из родных не говоря, только у матери попросив благосло­вения, Дмитрий в конце июля обвенчался с княжной и только после этого известил сестер о своей женитьбе.
Сестры ахнули. Кто такая эта невестка? Какое влияние имеет на Дмитрия? Как бы под ее влиянием братец не забрал теперь сестер из столицы! И вообще, в любом случае их влияние на брата теперь точно уменьшится, а материальное положение всех ухудшится. Тем не менее в письмах они ласково поздравили брата..
Пушкин опять был озабочен тем, где найти денег в долг. Вышедшие два тома "Современника" продавались очень плохо. За полгода раску­пили едва ли 700 экземпляров, две трети тиража оставались на складе, за который тоже надо было платить.
Пушкин готовил следующий номер журнала, но настроение у него было плохое. Кредиторы требовали обратно занятых у них Пушкиным на типографские расходы денег, а их не было. Они еще не вернулись.
- Пушкин не искусен в книжной торговле, - говорил Одоев­ский, — это не его дело.
А "искусных" для продажи журнала было нанимать не на что. Наташа втайне от мужа занимала денег у сестер и гувернанток, чтобы купить самое необходимое себе и детям.
Пушкин стал закладывать домашние вещи. Он очень похудел, так как отказывал себе в обычной привычке пообедать в трактире, когда обед заставал его вдали от дома, экономил. От постоянного мерзкого
настроения печень его была теперь хронически воспалена. Он пожелтел лицом, и желтизна уже была заметна и на его смуглом лице.

402
Раздражали его теперь пустые разговоры сестер Гончаровых за столом, смех и крики детей и даже музыка.
Он не знал, как выбраться из своих долгов, а родные со всех сторон теребили его просьбами помочь им.
Левушка писал из Тифлиса, что опять весь в долгах, и просил вы­слать денег в счет будущего наследства. А где оно, это наследство?! Пушкин и сам бы нашел ему применение.
Муж сестры Ольги Павлищев, тоже прижатый расходами, снова в грубой форме требовал от Пушкина долю сестры в наследстве по Ми­хайловскому.
И Пушкин решил продать Михайловское. Конечно, он мечтал всей семьей еще пожить там, но вряд ли это получится. Долги не позволят. А значит, надо расставаться с ним. Он написал отцу, который после смерти Надежды Осиповны проживал в Москве: «Я не в состоянии со­держать всех, я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее».
А тут еще заболела няня детей Параша. Наташе не хотелось затруд­нять Пушкина этой заботой, она сама вызывала в долг доктора, сама заказывала в долг лекарства: микстура - 2р.45 к., еще раз эта микстура, сироп - 80 к., опять микстура...
Целую неделю Параша провалялась в постели с высокой температу­рой. Она чувствовала себя очень виноватой перед госпожой и все рва­лась к детям, но допускать ее к детям Наташа не торопилась, даже когда температура спала и нянюшка чувствовала себя нормально.
Пришлось Наташе, с помощью горничной, самой заниматься детьми.
А маленькая Таша тоже все время куксилась, то у нее явно болел жи­вотик, и она заходилась в плаче, то сон покидал ее на целую ночь...
Пушкин, хоть и не участвовал во всех этих осложнениях, занимаясь журналом, но тоже страдал, потому что спать, когда маленький ребенок заходится в плаче, было невозможно. И Наташе уже хотелось, чтобы муж на время куда-нибудь уехал, но он как раз в это время никуда не собирался.
Расходы на лечение няни Наташа решила переложить на брата Дми­трия. Это его крепостная, числится в его собственности... Но Дмитрии рассудил, что расходы должен оплатить брат Параши, наемный Пушкина. Он тоже экономил каждую копейку.
У Пушкина накопилось уже семьдесят семь тысяч рублей долга, из них почти две третьих — по казенной ссуде.
Видя, как Пушкин мучается от безденежья, сама в полной нужде по ведению хозяйства, Наташа продолжала просить у брата такое же со­держание, какое он выплачивает сестрам, — по 4500 рублей в год.
403
«Я не отвечала тебе на последнее письмо, дорогой Дмитрий, потому что не совсем еще поправилась после родов. Я не говорила мужу о брате папаши, зная, что у него совершенно нет денег. Теперь я хочу немного пого-ворить с тобой о моих личных делах. Ты знаешь, что пока я могла обойтись без помощи из дома, я это делала, но сейчас мое положение таково, что считаю даже своим долгом помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он находится; несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей большой семьи падала на него одного, вот почему я вы­нуждена, дорогой брат, прибегнуть к твоей доброте и великодушному серд-цу, чтобы умолять тебя назначить мне с помощью матери содержание, равное тому, какое получают сестры и, если возможно, чтобы я начала получать его до января, то есть с будущего месяца. Я тебе откровенно при­знаюсь, что мы в таком бедственном положении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идет кругом. Мне очень не хочет­ся беспокоить мужа всеми своими мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не может спать по ночам, и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обе­спечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна. И стало быть, ты легко поймешь, доро­гой Дмитрий, что я обратилась к тебе, чтобы ты мне помог в моей край­ней нужде. Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение; по крайней мере содержание, ко­торое ты мне назначишь, пойдет на детей, а это уже благородная цель. Я прошу у тебя этого одолжения без ведома моего мужа, потому что если бы он знал об этом то несмотря на стесненные обстоятельства в которых он находится, он помешал бы мне это сделать. Итак, ты не рассердишь­ся на меня дорогой Дмитрий, за то, что есть нескромного в моей просьбе, буть уверен, что только крайняя необходимость придает мне смелость до­кучать тебе. Прощай, нежно тебя целую, а также моего славного брата Сережу, которого я бы очень хотела снова увидеть. Пришли его к нам хотя бы на некоторое время, не будь таким эгоистом, уступи нам его по крайней мере на несколько дней, мы отошлем его обратно целым и невредимым.
Если Ваня с вами, я его также нежно обнимаю и не могу перестать любить несмотря на то, что он так отдалился от меня... Не забудь про кучера; я умоляю Сережу уступить мне своего повара пока он ему не нужен, а как только он вернется на службу, если он захочет снова иметь его, я ему тотчас же его отошлю».
Наташа лукавила перед братом. Она посоветовалась об этом с Пушкиным. Он, чувствуя себя очень неудобно при этом, сказал, что это — ее дело, для оплаты портних и модисток.
Наташе не хватало денег не на модисток, а на прокорм семьи. Но она смолчала.

404
Дмитрий обещал помочь, хотя советовал сестре уезжать из столиц чтобы выбраться из долгов. Наташа знала, что уехать Пушкину не даст  император. Да ей самой очень не хотелось уезжать с маленькими детьми на зиму в продуваемый деревенский дом.
Помочь Дмитрий обещал Наташе, но денег в августе не прислал ни ей, ни сестрам. Потому они сидели без денег и хандрили.
Переехали с дачи в город, и Наташа принялась хлопотать о брате Сереже, искала ему место, чтобы устроить его в столице, под своим при смотром. Уже наметились два места: одно через родственников Строга­новых, другое через Вяземских и Канкрина.
"Надо, — писала она Дмитрию, — чтобы он поскорее прислал мне свое решение, тогда я употреблю все свое усердие, чтобы добиться для него выгодной службы. Муж мой просит меня передать его поздравления сво­ей новой невестке. Он тебя умоляет прислать ему запас бумаги на год, и, если ты исполнишь его просьбу, он обещает написать на этой самой бумаге стихи, когда появится новорожденный ".
Дмитрий пожурил сестренку за расточительство, кинул камень в адрес Пушкина, зачем, мол, заводить такую большую семью, если не можешь ее обеспечить, и настоятельно советовал Наташе уезжать из столицы в деревню.
Наташа оправдывалась, что Пушкин давно мечтает об этом и она сама согласна, да только пустые мечты это. Пушкин попал в ловушку. Согласился служить, чтобы иметь постоянный заработок, но заработок так мал, что долги растут и выпутаться из них невозможно - не отпуска­ет император Пушкина даже в длительный отпуск. Это бы ладно, можно уволиться со службы, на свободе он больше заработает. Но император грозит тогда отлучить Пушкина от архивов, в которые запустил благо­даря службе. А без архивов Пушкин не может работать, потому что весь в замыслах и работе над историческими произведениями.
Все это Наташа пыталась объяснить брату. Он этого не понимал. Он, как и все в России, не больно-то уважал людей, не умеющих служить стране, царю. Он сам служил и при этом пытался вызволить огромное хозяйство Гончаровых из плачевного положения.
«Я... тебе бесконечно благодарна за содержание, которое ты был так добр мне назначить, — писала Наташа брату. — Что касается советов, что ты мне даешь, то еще в прошлом году у моего мужа было такое на­мерение — уехать в деревню, но он не мог его осуществить, так как не смог получить отпуск...»
С деньгами было так плохо, что не праздновали именины Наташи. Натальин день, и день ее рождения. Просто отправились все вместе в театр.
Когда вернулись, то удивились, что в их доме горят люстры и там явно шумно, поют мужские голоса, звучат клавикорды...
405
Катерина    просияла,
не Дантес ли? Но дантеса среди гостей не оказалось. Это были Александр Карамзин, Аркадий Россет, кото­рый ухаживал за Алек­сандрии, и друг Данте­са Андрей...
Они объяснили,что уже второй день при­езжают поздравить именинницу Наталью Николаевну и не могут застать Пушкиных-Гончаровых дома, извинились за вторжение.
Александрина, не заглянув к гостям, ушла к себе спать. Она сер­дилась на Аркадия. Она отвечала взаимностью на его ухаживания, хотя он был небогат и чин офицерский пока имел самый низкий. Чины - дело наживное, думала Александра, безденежье тоже не но­вость, живут же как-то Пушкины. Аркадий ей нравился. И все спра­шивали ее, когда свадьба. Но Аркадий почему-то не делал предложе­ния. И Александра сейчас сердилась на Аркадия за то, что он не был в театре, за то, что явился заполночь к ней, как к кокотке, с холосты­ми друзьями.
Пушкину тоже не понравилось это позднее вторжение гостей в от­сутствие хозяев, он зашел взглянуть на непрошеных гостей. Увидев за-|всегдатаев их компании, перекинулся с ними парой слов, извинился, что спит на ходу, и тоже ушел.
Наталья Николаевна задержалась из-за Катрин: нельзя было остав­лять ее одну с подвыпившими кавалерами. Явились друзья Дантеса. |И пусть без него, но Катрин радовалась и этому. Но, видя, как не по­нравилось Пушкину это пьяное ночное вторжение, и Катерина стала уговаривать гостей покинуть их, так как все очень хотят спать.
- Нет, - смеялись гости, - вы обязаны посидеть с нами столько 'времени, сколько мы вас ждали тут.
Наталья Николаевна просидела еще час, уговаривая молодых людей приехать в другой день. Не удалось. Наташа очень устала и вынуждена была уйти, оставив Катрин под наблюдением гувернантки, хотя и это было неприлично. Но и кавалеров одних тоже нельзя было оставлять.
Катерина сидела на диване молча, дуясь на гостей, она надеялась от них узнать что-то о Дантесе, а они будто забыли о своем друге, болтали всякий вздор и ужасно надоели ей, а она тоже устала, и глаза у нее сли­пались.

406
Катерина не слушала пьяную болтовню, а думала о Дантесе  в заметили этим летом настойчивое ухаживанье Дантеса за ней, и она тоже ждала предложения  и боялась, что теперь, став богатым женихом, Жорж не захочет жениться на бесприданнице, найдет богатенькую женушку.