Пятница, 29.03.2024, 15:12
Приветствую Вас Гость | RSS
АВТОРЫ
Irbis [136]
Irbis
Форма входа

Поиск

 

 

Мини-чат
 
500
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Top.Mail.Ru Яндекс.Метрика © 2012-2023 Литературный сайт Игоря Нерлина. Все права на произведения принадлежат их авторам.

 

 

Литературное издательство Нерлина

Литературное издательство

Главная » Произведения » Irbis » Irbis [ Добавить произведение ]

Сейлор-мент. Часть 2. Глава 8

Заболтались мы с Леной о тайном обществе, о любимых мультфильмах детства и не заметили, как на часах стрелки добрались до второго часу ночи. Мама давно смотрела десятый сон, а мы все никак не могли угомониться и вдобавок проголодались. Я предложила организовать ночной ужин, и мы тихонечко отправились на кухню. Налили себе чаю с лимоном и порезали на тоненькие пятачки твердокопченую колбасу. Говорят, она вредная, но я ее обожаю, особенно если обсыпана специями.
– Лиль, а если свидетель не найдется, что тогда? –  спросила Лена.
– Не знаю пока. Почти ничего кроме твоих слов на Муравского нет, а тройки вперемежку с двойками по инженерной графике и сопромату судей не убедят.
– Но он действительно нагло занижал мне оценки, – в ее голосе послышались плаксивые нотки несправедливо обиженного ребенка.
– А как мы докажем? 
– Можно доказать, но тогда придется предать одного человека.
Я закашлялась, подавившись колбасой. Лена тут же треснула меня кулаком по спине.
– Какого человека?! Что ты скрываешь? Нам любая зацепка нужна, а она… – прокашлявшись, возмутилась я, но, вспомнив недавнее состояние подруги, перешла на спокойный тон. – Леночка, мне можно и нужно говорить все, вплоть до интимных подробностей, пойми – я очень хочу помочь тебе.
– Это Женя Тищенко.
«Вот дадут родители ребенку имя, потом не поймешь, про кого говорят», – подумала я.
– Парень?
– Да. Он еще на втором курсе пристал ко мне, чтобы я ему помогла с чертежами. Другие ребята за свой труд деньги требуют, а Женя из бедной семьи и ему нечем платить. Он парень здоровый, крутой, его побаиваются, обещал за доброе дело защищать от всех, но меня и так никто не трогал. Я мало с кем в технаре общаюсь, потому делить мне с другими нечего. Я согласилась, потому что жалко его стало. Женя хочет после учебы устроиться на стройку бригадиром и командовать там над гастарбайтерами. Так вот – Тищенко стал получать четверки и пятерки, а я выше тройки не видела. Это подойдет нам?
– Конечно. Считай, еще один маленький камушек у нас есть. Если мы собираемся строить обвинение, закидывая защиту мелкими камушками, то их надо собрать много. Допустим, «человек в коричневых ботинках» так и не найдется, тогда опираться придется на мелочи. Ты и только ты можешь мне помочь. Поэтому советую – не сиди в соцсетях, а вспоминай. Любые детали. Кстати, «вайфай» я утром отключу и уберу, почитай лучше книжки, – ответила я.
Про камушки не я, а Мария придумала, она у нас натура творческая и любит подбирать для всего происходящего необычные сравнения.
– Хорошо, напрягу память. Вспомню – сразу позвоню. А без Интернета скучно, – недовольно выпятила губы Лена.
– Вечером подключу. Не хватало, чтоб ты опять залезла на местную интернет-помойку и читала испражнения быдло-дебилов. Телевизор смотри, альбомы с фотографиями наши глянь.

Утром мама зашла в комнату и застала нас спящими в домашних халатах лицом к лицу на неразобранной кровати. Не выказав по этому поводу никакого удивления, она разбудила нас и ушла готовить завтрак на кухню. Когда я отправилась в ванную умываться, мама поймала меня у дверей и тихонько спросила:
– Лена отошла хоть немного?
– Да вроде успокоилась.
– Вроде… я директору своему звякнула с утра, один день кое-как выпросила. Побуду с Леной. Ее нельзя сегодня оставлять одну. Ты очень безрассудна: то кошку полудохлую домой притащила, а я выхаживала, сейчас человека привела. Я работать не смогу, когда все мысли об этой девочке. Ох, Лиля, когда же я поживу спокойно?..

Лена, узнав, что мама останется дома, несказанно обрадовалась.
 – Это класс! Между прочим, мы с ней капитально сфрендились, – шепнула Лена мне за завтраком. 
– Молодцы. Я от нее этого не ожидала, честно.
– Она жалеет, что ты не родилась такой же, как я. Ты для нее как дикий ежик с иголками в разные стороны.
– Дикий ежик? – переспросила я и засмеялась. Лена, зажав рот рукой, прыснула вслед за мной. Меня радовало, что невзгоды вчерашнего дня улетучились, и хорошо бы, если сегодня нам повезет. Но как говорят – мечтать не вредно…

В техникуме на перемене я отыскала Евгения Тищенко. Им оказался действительно здоровяк с простоватым и добрым лицом. Этакий светленький деревенский бычок. Я машинально глянула на его обувь: коричневые ботинки с толстой рифленой подошвой.
«Случаем, не Евгений ли стоял у дверей в тот день? Скорее нет. Судя по хорошим отметкам, вряд ли ему пришлось зачет клянчить», – огонек подозрения потух так же быстро, как и зажегся. 
– Меня вчера допрашивала женщина с погонами капитана, я ничего не видел, – сказал он, едва я к нему подошла.
– Ну и что. У меня свои вопросы есть. Ответь честно – кто за тебя чертежи рисовал и контрольные задания выполнял?
Тищенко внезапно испугался, резко развернулся и попытался быстренько слинять, но я проворно успела схватить его за джемпер.
– Ты не бойся, никто у тебя эти отметки не отнимет, даже суд. Просто скажи правду и все. Трофимчук?
– Да… Лена мне помогала.
– Помогала или?..
– Полностью мне все работы делала. Признаюсь.
– Евгений, ты подтвердишь это на суде? Она тебя выручала, а сейчас попала в беду, и ты должен поступить как порядочный человек.
Он, немного помявшись, согласно кивнул головой. Не такой он и смельчак, как его Лена описывала.
– Все, можешь идти, – произнесла я.
– А Лена вернется в техникум?
– Не знаю, а что? Работы некому чертить?
– Ну да… – смутился он. – А, правда, что ее… Муравский…ну... это… тра… изнасиловал?
– Разбираемся, – уклонилась я от прямого ответа и спросила: – А кто тебе сказал?
– Да все треплются, еще позавчера узнали.
Из каких щелей информация просачивается? Неужели такие болтуны в полиции работают? Не успели Муравского в отдел забрать, а уже народ в курсе всего.
– Я рад бы ее поддержать, со всеми знакомыми пацанами потрещал насчет того дня, когда это случилось. С нашего курса и с третьего никто ничего не засек. Если б хоть один клоун ляпнул что-то, я бы первым вам сообщил. Не верите? Зуб даю! Трофимчук у нас мышуня-тихушка, никто и не помнит, где она находилась, когда все из аудитории вышли. А я вообще всех дятлов растолкал и самый первый из дверей выскочил, – говорил Тищенко и при этом жестикулировал словно рэпер в музыкальном клипе. Такая развязная манера у юношей считается показателем крутости, а меня страшно раздражает.
– Ну, спасибо хоть за то, что рад нам помочь.
– Может, мне пойти в свидетели? Вы накатаете, какая там пурга требуется, а я в память себе загружу, – неожиданно расхрабрился Тищенко. 
– А потом ты запутаешься, тебя раскроют и отправят туда, куда мне передачи носить некогда. Но все равно, еще раз спасибо, – улыбнулась я и в знак благодарности протянула руку.
Тищенко со смущенным видом осторожно двумя большими ладонями, словно медвежьими лапами, пожал ее. Незаметно к нам подошла Мария.
– О чем беседуете? – поинтересовалась она.
– Маш, вот Женя Тищенко в одной группе с Леной учится, помочь нам хочет чем-нибудь, – сказала я.
– О, прекрасно! Скажи, пожалуйста, снимают ли у вас ребята во время урока на сотовый телефон? – обратилась Мария.
– Конечно, – ответил здоровяк. – Да там одна лабуда, я сколько смотрел – ни одной кульной не попадалось.
– Мы сами решим – ерунда или нет. Вот тебе флешка и бумажка с адресом моей электронной почты. Все видео с уроков Муравского, что найдешь у ребят – скинешь. Любые, не обязательно с Леной. 
– Непременно сделаю, – уверил он нас и добавил: – А зря Трофимчук к вам обратилась, я ведь обещал ее защищать. Спалил бы я этому мурлу тачку ночью по-тихому, никто бы ничего не узнал, а сейчас каждый второй о Ленке болтает.
– Ужасная глупость, – покачала головой Маша. – Машина-то его в чем провинилась?
 «Крутой» Тищенко явно считал по-другому и неопределенно пожал плечами.
– Первачей тут в технаре потрясите, может, они чо знают. Сам-то я с ними не контачу, – дал совет Евгений и, сунув флешку в задний карман джинсов, быстро пошел в сторону лестницы. Я проводила взглядом его широкую спину и сказала Маше:
– Даже голова заболела от его речи. Бывает же такое – приятный на вид человек, а рот откроет, так хоть уши затыкай…
– Ну Тищенко еще более-менее понятно изъясняется, мне приходилось слышать от современных подростков такое, что без переводчика не обойдешься.
– А ролики тебе зачем? Хочешь увидеть поведение Муравского на уроках? 
–  Да, потому что я тут несколько интересных показаний взяла у Лениных одногруппников.
– И какие же?
– С Трофимчук за одной партой сидела Алла Цвилликова. Она рассказала, как преподаватель Лену у доски спрашивал. Вызовет, она старается, решает задачу по сопромату, все правильно, а он подойдет и с ехидной ухмылочкой брякнет: «Вы уверены?». Она моментально теряется, нервничает, начинает стирать решение, запутается вконец и тогда двойка в журнал ей обеспечена. Трое подтвердили показания Аллы. Правда, я не знаю, будет ли это доказательством психологического давления на жертву.
– Я тоже не знаю. Сейчас главное собрать все камни и камушки, а потом решим.
Я была очень благодарна Марии, ее опыт работы инспектором по делам несовершеннолетних здорово помогал в сборе информации. У меня бы в жизни не получилось так разговаривать с ребятами, как она.
Я похвалила ее и пошла в учительскую. Юля где-то на этаже опрашивала второкурсников, а я решила взяться за первый курс. Вытащила журналы из стеллажа, в  этом же кабинете села за стол и принялась выписывать неуспевающих по черчению. Неподалеку от меня сидели две учительницы и тихо разговаривали между собой. Одна на вид чуть моложе Марии, вторая постарше лет на пятнадцать с пышными рыжими крашеными волосами.
– Чего им надо в наших журналах? – недовольно прокомментировала мои действия та, что постарше.
– Ты совсем не в курсе? Ну да, сидишь вечно в своем кабинете, – удивилась вторая и полушепотом доложила: – Все только об этом и судачат. Под Муравского копают. Поговаривают, он девушку с четвертого курса изнасиловал.
– Неужели?! А кого именно?
– Трофимчук.
Я прервала свое занятие и, приподняв голову, внимательно прислушалась.
– Ого! Ту самую размалеванную вульгарную девицу в короткой юбке и с проколотым носом и губой? Знаю ее – сидит вечно на уроках нога на ногу. Жвачку изо рта никогда не вынимает. На той неделе видала, как она с парнями и себе подобными вертихвостками курила на заднем дворе. Неудивительно! – покачала головой старшая преподавательница.
– Нет, Ольга Николаевна, та которую ты сейчас имеешь в виду – Настя Трофимова с третьего курса. Моя студентка. А это другая, фамилии просто похожи.
– А Трофимчук разве не такая? – расстроено, как мне показалось, ответила Ольга Николаевна.
– Я не вела занятия в ее группе, не знаю, какая она на самом деле, но слышала – тихая и скромная.
– Да?.. Странно… – задумалась Ольга Николаевна.
– Ты считаешь, он не мог такого сделать?
Во мне уже бурлил вулкан, готовый извергнуться ручьями лавы и сжечь все вокруг. Я стиснула зубы, сжала кулаки и попыталась взять себя в руки.
– Да не мог наш уважаемый Дмитрий Валерьевич вот взять и просто так изнасиловать… нет… скорее эта тихая скромница оговорила его. В тихом омуте сама знаешь… не верю!  – сомневалась старшая учительница с интонациями чеховского «хамелеона».
Услышав ее последние слова, я не сдержалась и взорвалась. Вскочила, резко пододвинула стул поближе к ним спинкой вперед и, оседлав его словно коня, села напротив.
– Ольга Николаевна? – обратилась я к крашеной.
– Да, – она удивленно посмотрела на меня.
– По-вашему получается, что Трофимову может насиловать любой желающий? Она же  курит, красится, юбку короткую носит. Давайте-ка, ребятки, несите ее ко мне на стол, насилуйте прямо здесь, я порадуюсь. Так вы рассуждаете? Если студентка курила в туалете или еще где-то, у нее надо отобрать сигареты и выписать штраф. Это все! Ни количество косметики на лице, ни курение не дает никому права никого насиловать! Вам понятно?!
– Я такого не говорила! – растерялась Ольга Николаевна.
– Именно так вы и говорили! Я наблюдала за вами – вы даже расстроились, что  Трофимчук оказалась не того формата. Юбка была бы у нее на пять сантиметров короче, значит, сама спровоцировала несчастного.
– Почему вы позволяете себе так со мной разговаривать?! Я намного старше вас, между прочим! – стала защищаться она, и лицо ее пошло красными пятнами.
– Потому что вы, взрослый человек, являетесь носителем и пропагандистом отвратительной общественной морали, которая обвиняет жертву, а не насильника, – выплеснула я в нее последний поток лавы и сернистого газа, и перевела взгляд на ту, что помоложе. – Надеюсь, вы помните случай в городе, когда от насильника пострадал трехлетний ребенок?
–  А как же, помним, – ответила молодая чуть испуганно.
– Так вот находились люди, которые в произошедшем преступлении хотели возложить вину на маленькую девочку. Только возраст ребенка был помехой. Три годика, ну какую там юбку можно приплести? Это им не помешало обвинить родителей, видите ли, они посещали не ту церковь. Почему вы хоть на секунду не можете представить – то же самое могло произойти и с вами в любом месте, в любое время? Извините, дамы, но вы меня ужасаете.
Я шумно отпихнула ногой стул в сторону, схватила журналы и ушла в другой кабинет. Не могла смотреть на них.

– Я нашла свидетеля! – влетела Юля с сияющим лицом, с силой распахнув дверь, да так, что посыпалась штукатурка с косяков.
– Кто это?! – мое сердце учащенно забилось.
– Гардеробщица. Я ей фотографию Трофимчук показала. Она хорошо запомнила ее – в тот день Лена сильно плакала, когда одевалась. Подумала, девушка ревет из-за того, что ей валентинку никто из ребят не подарил. Я оформила как положено, вот смотри… с моих слов записано верно, мною прочитано … и роспись.
– Слушай, Юль, надо выяснить у гардеробщицы, кто спускался в раздевалку после Трофимчук, – озарило меня.
– Ты одна такая умная? Спросила я. У нее каждый день похож на другой. Ничего она больше не помнит.
Радость моя чуть померкла.
– Молодец, Юля, еще один камушек у нас есть. Главного в коричневых ботинках надо искать… – размышляла я вслух.
– Вы с Машей вчера вечерников проверили? – спросила Юля.
– Он и вечерами занятия вел? – удивилась я.
– Только сопромат два раза в неделю. Временно. Там учитель болел. Одна преподавательница сообщила.
– Черт бы всех побрал, а мне никто ничего не сказал, – у меня опустились руки, – А что если это человек с вечернего отделения, случайно оказавшийся здесь днем? Допустим, пришел выпросить зачет. Вдруг мы неправильно выбрали фронт работы и дневное отделение вовсе не нужно проверять? Черт, столько времени потеряли!
– Приедем в техникум вечером после восьми. Меркушева не сможет, я помогу.
– Сколько в этом долбанном технаре вообще дневников с вечерниками?
– Примерно тысяча, из них половина парней.
– Нет, больше половины, больше… надо было сразу этим заняться… Юля, ты мне сейчас напомнила мою маму, – продолжала я психовать.
– Чем?
– В колледже она была моей учительницей по математике. Как-то раз вызвала к доске. Написала сложное уравнение, дала мел в руки. Решай, Лиля. Я четыре раза пробовала – не получается. Потом подумала: буду преобразовывать до упора, пока, в конце концов, не сойдется. Мама в тот момент журнал заполняла и не поворачивалась. А я стою, решаю, все свободное пространство исписала, аж доски не хватило. Тут однокурсники хихикать начали. Она повернулась, очки на лоб задрала. Смотрит то на меня, то на доску. Потом спокойненько так встала, стерла тряпочкой мою писанину и в условии исправила минус на плюс. Вернула мне мел и говорит – решай заново. Я, стиснув зубы, решила за две минуты, и потом весь вечер дома с ней не разговаривала. Она  ходила за мной по пятам и просила прощения за свою невнимательность.
Юля ободряюще слегка хлопнула меня по плечу и сказала:
– Тут у тебя прощения никто не попросит, а где в нашем уравнении плюсики и минусы – хрен его знает.
– И еще, Юль, у меня возникли большие сомнения в словах Лены насчет ботинок.
– Ну-ка объясни.
Я взяла ее под локоть и подвела к двери.
– Попробуем смоделировать еще раз ту ситуацию. Встань спиной к выходу и раскинь руки как Муравский.
Юля послушно выполнила, что я просила, и застыла как статуя Христа-Искупителя в Бразилии.
– Так, – довольно произнесла я. – Лена его отталкивает...
Я попыхтела, но Юлю с места сдвинуть не удалось. Она, хихикнув, сама отошла в сторону.
– Видишь, первое несоответствие, – сказала я. – Вот второе –  теперь держи меня за кисть и не отпускай, пока я другой рукой подергаю на себя дверь… вот, открыла… и как бы вижу фигуру человека, стоящего за порогом. Муравский тоже его увидел, потому от неожиданности Лену выпустил. Она, потеряв опору, по инерции влетает в того парня и задевает носом его плечо. Полсекунды, максимум секунда ей требуется, чтобы принять равновесие. Затем Трофимчук разворачивается и мчится по коридору. Как бы она успела рассмотреть ботинки? Она видела их не больше одной секунды, самое большое – две, а утверждает, что обувь похожа на мою!
Юля улыбнулась и сказала тоном всезнающего эрудита:
– Никакого противоречия я не вижу вообще, Лиля.
– Почему?
– Потому что она находилась в шоке, а когда человек в таком состоянии, то время для него сильно растягивается. Словно в кошмарном сне. То есть ей кажется, что она бежит неимоверно медленно и ноги где-то вязнут, а на самом деле не так – она летит куда-то на бешеной скорости. Лена, увидев у входа парня в зимних коричневых сапогах, испугалась еще больше. Все ее сознание заволок полный ужас – а вдруг он догадался, что здесь произошло? Невозможно даже глаза поднять от стыда. Одна секунда могла ей показаться минутой. Тут как раз обувь и отпечаталась в памяти. Лично для меня все сходится. А столкнуть ты меня с места не смогла, так и мой Самойлов вряд ли сдвинет.
Я задумалась, а может действительно Юля права?
– Точно, Юль! Те парень с девушкой, которые ее видели на лестнице, сказали – вихрем пронеслась, даже лица не успели разглядеть.
– Ну вот, а ты сомневаешься… ладно, Лиль, сейчас звонок прозвенит, Сейлорам пора выходить на охоту за главным свидетелем…

Вечером мы с Юлей еще раз приехали в техникум, и выяснилось – не знаю к лучшему или к худшему – вечерников не имело смысла проверять. Муравский провел у них всего восемь пар занятий. И зачеты никто у него не получал.
В пятницу у нас не осталось ни одного учащегося, которого бы мы не опросили, в том числе девочек. Проверка закончилась, и Мария сдала следователю все имеющиеся у нас протоколы допросов. Недовольный Филатов позвонил и высказал все, что он обо мне думает. 

В субботний день я как всегда принимала население по личным вопросам, но выбрала время и позвонила Виталику попросить совета. Сначала он поинтересовался, чем мы можем похвастаться. Выслушав мой отчет со скромными итогами, Виталик ехидно засмеялся:
– Ошеломительные результаты! Мартышкин смех. И ты хотела, чтобы я с таким материалом шел ее адвокатом в суд? 
– Но мы не можем найти того парня, который стоял возле двери.
– А не найдете – сразу говорю. Муравский не дурак. Он понимает, чем ему это грозит. Просто купил паренька с потрохами. Вы его уже всяко опрашивали, а он ничего не сказал. Если парень окажется наглым и начнет шантажировать Муравского, может возникнуть конфликт, тут все и всплывет. А когда? Через год? А может и не всплывет вовсе.
– Так посоветуй что-нибудь.
– Помнишь детектива, который снял отпечатки у всех жителей города и нашел преступника?
– Помню.
– Вот и совет – проверь весь техникум на полиграфе. Может и найдешь. Если парень упрется, придется искать еще одного свидетеля, чтобы тот подтвердил: да я видел  – это он стоял у дверей.
– Не издевайся, Виталик, у меня настроения нет выслушивать подобное, – обиделась я.
– Ты прекрасно знаешь – не все преступления можно раскрыть и доказать. Я понимаю твое искреннее желание помочь этой девушке наказать негодяя, но учись достойно принимать поражения. Даже если преступник потом будет смеяться тебе в лицо. У меня было слишком много неудач, когда я точно знал, что передо мной преступник, а сделать ничего нельзя. Никаких доказательств, а на нет и суда нет. Я не очень хороший следователь. Это если честно – почти талант. Потому ушел в адвокаты.

Я чувствовала, что моя затея посадить Муравского проваливается. Даже приснился сон, как он прислал мне в «Скайп» сообщение, состоящее из одних валяющихся от смеха смайликов. Может, действительно стоило послушаться Филатова и подбросить преподавателю наркотики? Хотя бы так его наказали. Но тогда я сама стану преступницей не лучше его. Поделилась грешными мыслями с Даниловым. Он отреагировал довольно резко:
– А как ты хотела? Все на блюдечке? Не ищи легких путей. Ты когда-то говорила, что по глазам можешь запросто определить  – кто врет, а кто нет. Неужели никто не вызвал подозрения?
– У меня возникало ощущение, что они все врут. Мы предполагаем, Муравскому удалось подкупить свидетеля.
– Это у тебя, Лиля, происходит профессиональная деформация. В какой-то момент перестаешь верить всем. 
– У нас не нашлось ни одной зацепки. Проверяли зачетные книжки  – никто четырнадцатого февраля зачет не получал. Не исключено, что преподаватель мог поставить его задним числом.
– М-да… Агата Кристи тебе в своих книжках совета не дала, да тут бы и следователь Коля Дубовицкий вряд ли помог… – задумался Данилов.
– Вы о ком?
– Не так давно работал у нас сотрудник – человек-легенда – сейчас в Москву на Петровку 38 перебрался. Память у него на лица просто феноменальная, один раз взглянул на ориентировку – на всю жизнь запомнил. У него имелась своя гипотеза: допустим, опер ищет преступника, тогда в силу неведомых обстоятельств ему приходится с ним случайно сталкиваться не меньше двух-трех раз. 
– Серьезно? – недоверчиво усмехнулась я.
– Зря улыбаешься. Называл он свою гипотезу словом таким мудреным, что и не вспомнишь. Его любимая фраза: «Реальность существует независимо от вас, пока вы в это верите». Вот, к примеру, история: один незадачливый карманник попал в камеру видеонаблюдения, Дубовицкий запомнил его морду и через два дня задержал. Ехал в автобусе и сразу узнал воришку среди пассажиров.
– Так ему проще – он по памяти находил. В моем случае это не подходит. Я-то не видела лица свидетеля.
– Видела ты его уже, но не догадываешься, кто из всех студентов именно он.
– Там парней больше пятисот человек, попробуй догадайся. Трофимчук небольшого роста и любой человек выше ее покажется ей крупным. Примерно восемьдесят пять учащихся на данный момент носят коричневые ботинки, но может они у главного свидетеля порвались, и он сейчас в других щеголяет. На подростков обуви ведь не напасешься. Как ваш Коля смог бы определить?
– Даже если Дубовицкий не знал преступника в лицо, то мог вычислить подозреваемого среди массы людей, встречающихся на пути. Как ему это удавалось, никто не знает. Говорили – везунчик, а я думаю, умел анализировать. Раз поехал он с семьей на речку Краснуху отдыхать. Неподалеку от них расположились другие отдыхающие. Обычные парни с девушками жарили шашлыки и пили пиво. Коля обратил внимание на то, что все сидели на стандартных складных туристических стульчиках, какие в каждом супермаркете продают. У Дубовицкого тоже такие. А у него дело в разработке имелось, все никак раскрыть не могли: одно время банда в городе промышляла – гаражи по ночам взламывала, а отпечатков нигде не оставляли. У кого-то из потерпевших подобные стульчики числились в списке украденных вещей. Дубовицкий, недолго думая, на всякий случай записал номера машин, на которых ребята приехали. Пришел на работу в понедельник и доложил о своих подозрениях, а дальше последовали оперативно-следственные мероприятия. И надо же – попал в точку: всю банду задержали, десять преступников оказалось. И краденые вещи отыскались – в одном из гаражей хранили. Коля себе премию приличную за это дело отхватил. Так что, как ни странно, его гипотеза всякий раз подтверждалась.
– Вот это да! Мне бы и в голову не пришло, ну мало ли кто там на стульчиках рядом сидит, – удивилась я и восхищенно покачала головой.
– Надо было  мне с вами в техникум поехать, может, я бы чем-то помог.
– Не надо. Вам и так приходится бегать по заданиям, которые мне дали. Подростки  побаиваются мужчин-полицейских и нам, женщинам, проще с ними налаживать контакт.
– Ну что за сексистское утверждение? Тем более от тебя, Лиля, этого я не ожидал, – возмутился Данилов.
– Не обижайтесь, ну это действительно так. Лучше скажите, а если не найдем, что нам делать? Идти в суд с тем, что собрали? А если проиграем?
– Лиль, работай себе дальше спокойно. Если Муравского оправдают и он вернется на работу, то может быть от безнаказанности попробует еще раз сделать подобное. Тогда и получит свое.
– А Трофимчук? Как ей тогда жить дальше?
Данилов вздохнул и ничего не ответил. Посмотрел на меня сочувствующим взглядом и занялся своей работой.
 
Допустить, чтобы Муравский еще с кем-то поступил так, как Леной? В полиции подобная практика считается нормальной – дожидаться пока преступник проколется на следующем преступлении. Меня такой исход событий не устраивал. Вернувшись домой, я ходила по комнатам раздраженная и не могла найти для себя хоть какое-то занятие. Попыталась почитать книгу, но не видела там ни одной строчки. Тогда я села за компьютер и бесцельно щелкала мышкой, прыгая с сайта на сайт, не останавливаясь ни на одной странице.
– Лиль, можно компьютером воспользуюсь? Ты все равно просто так сидишь, – попросила Лена, встав за спиной и положив ладони мне на плечи.
– Отстань, потом! – ответила я раздраженно.
Лена обиделась, нервно бухнулась в кресло и попросила:
– Лиля, отвези меня с вещами домой. Ты злишься оттого, что у тебя ничего не получается. И глядя на тебя, я уже жалею – на фиг мне было связываться с этим. Я пропустила много занятий и не знаю, как догонять. Хуже того, я теперь не смогу вернуться туда, где теперь все будут показывать на меня пальцем. Я лучше возвращусь домой и устроюсь на рынок продавщицей. Отвези, пожалуйста, и все забудем. 
Я понимала, что веду себя неправильно, но меня понесло:
– Да, я во всем виновата! Видишь, я не в духе, могла бы промолчать!
Лена вскочила и, схватив спортивную сумку, стала скидывать в нее свои вещи. Я осеклась и почувствовала, что из меня сейчас брызнут слезы.
– Не уходи… если ты уйдешь, мне будет очень плохо… пожалуйста, – тихо попросила я.
Она отбросила сумку на пол, села на кровать, надулась и ничего не говорила. В это время в комнату зашла мама, обвела нас глазами и покачала головой.
– Какая прекрасная картина. Называется: «Две кошки готовы выцарапать глаза друг другу».
 Я зажмурилась, глубоко вздохнула, потерла лоб и виски. Все, вроде я стала спокойной.
– Мам, можно сделать так, чтобы Лена доучилась у вас? Узнай у директора.
– Я не пойду в колледж! И в свою группу не вернусь, – сердито заявила Лена.
– Правильно, Леночка! Тебе ни туда, ни туда не надо. Как-то не удосужилась поделиться с тобой – знаешь, как Лиля меня называет?
– Как? – повернулась Лена к ней.
Обязательно маме надо на меня кому-нибудь нажаловаться.
– Клуша! А с клушами нельзя ни посоветоваться, ни поговорить. Зачем идти в мой колледж, если разная специфика? Учиться с третьего курса и потерять два года? Лучше напиши заявление о переводе на вечернее отделение. Там в основном другие преподаватели, студенты в большинстве взрослые и учатся с шести вечера. Получишь диплом месяцем позже. Сделай как я говорю и ничего мудрить не надо. Думаю, директор пойдет тебе навстречу.
–  Если так можно, то я попробую, – в глазах Лены появился интерес. – Спасибо за совет, Валентина Семеновна.
– Не за что, Леночка. Я хоть и клушастенькая, но не дура! – закончила мама, стрельнув в мою сторону уничижительным взглядом, чтобы окончательно добить за старую обиду. – Пойдемте, девочки, чай пить, на кухне все подробно и обсудим.

Вечером за два часа до сна мы с Леной остались наедине. В комнате было душновато, я скинула халат и надела легкую сорочку. Подумав, сняла с полки томик любимой писательницы Энн Перри и решила почитать детектив времен викторианской эпохи Англии, а Лена, взяв мой смартфон, запустила одну из встроенных игрушек. Вскоре ей это наскучило, она отложила мобильник в сторону и слегка толкнула меня в плечо:
– Лиль, почему люди говорят, что ребенок всегда любит свою мать, а мать всегда любит своего ребенка? Даже утверждают – ребенок обязан любить своих родителей.
– Ты считаешь иначе? – я закрыла книгу и положила ее на прикроватную тумбочку.
– Да, это неправда. Вот смотрю, как ты с мамой живешь, и завидую тебе. Если ты задерживаешься, она свой телефон из кармана по сто раз вытаскивает, чтобы набрать твой номер, но сразу сбрасывает вызов и кладет обратно. Боится, что ты ругаться начнешь. В школе я с одноклассницей Олей Черниковой дружила и ей сильно завидовала. У нее и папа замечательный, и мама. Они втроем такие дружные, как одно целое. Я частенько любила представлять себя на месте Оли.
– А у тебя по-другому?
– Да, и я знаю почему. Мне было одиннадцать, когда я разыскала своего отца. Рылась в каких-то бумагах и случайно увидела его адрес на одном из бланков. А так я даже не знала, как он выглядит. Дома у нас не осталось его фотографий. Приехала, постучалась к нему в квартиру. Открыла мне женщина, и еще там мальчик из комнаты в коридор выбежал. Я догадалась, что это мой единокровный брат. Внешность выдала. А отец только увидел меня, сразу понял – перед ним его дочь. В эти секунды, когда мы смотрели друг на друга, я не могла даже дышать. Он мне показался таким… необыкновенно красивым. Я думала, он сейчас воскликнет: «Леночка, как ты выросла!», а он даже не пригласил зайти. Мы вышли во двор, сели на лавочку и он начал выговаривать мне: зачем пришла, я алименты на тебя плачу, так что отстаньте от меня, а твоя мать – дура, родила тебя, чтобы меня удержать, я не хотел с ней жить. Я вернулась домой, но матери ничего не сказала о походе к отцу. Я знала – она его люто ненавидит, и мне бы здорово попало за это. Мне было очень обидно, и по ночам я плакала. С тех пор я начала понимать, почему она меня постоянно шпыняла. Чем больше я взрослела, тем сильнее мои черты лица походили на отцовские. Я матери своим видом постоянно напоминала о нем, и как бы она ни пыталась его забыть, у нее не получалось. Однажды я улыбнулась, она посмотрела на меня с неприязнью и произнесла тихо, но я услышала: «Даже губы те же…».  Как я ни старалась, но лучше для нее не становилась. Будто я во всем виновата. А я росла обычным ребенком, послушной, нормально училась. Даже когда она запретила мне на дискотеки ходить, я не спорила. Лишь бы не ругалась. Только повзрослев, я поняла – большинство людей страшные лицемеры. Если ее кто-то спросит, она всем скажет, что любит меня. А детей не обманешь, они это остро чувствуют.
Обдумав немного, я ответила:
– Тяжелая история. Честно говоря, никогда не понимала тех женщин, которые рожают детей, надеясь удержать мужчину возле себя. Мало кто из отцов остается в семье, руководствуясь чувством долга. Когда женщина понимает, что совершила ошибку, уже поздно. Общество начинает стыдить – ребенок не виноват, а ты же мать. Конечно, она все прекрасно понимает, но любить-то никого не заставишь. Расплачиваться приходится детям. Хорошо ты такая спокойная и терпеливая, а сколько детей по всей России сбегают из семей, потому что они там не нужны…
Разговор с Леной начисто отбил охоту к чтению, и я вернула книгу на полку.
– Лиль, я бы тоже почитала книжку, как ты, а потом обсудили бы ее, но пока не могу. Там надо переживать за героев, а я не готова к этому. Мне нужно время, чтобы из меня черная пена вылезла. Ты понимаешь, про что я говорю? Скажи, когда она исчезнет?
Конечно, я поняла  – «черная пена» это обида за страх, унижение и надругательство над ее чувствами.
– Никогда не исчезнет. Боль притупится рано или поздно, но до конца не уйдет.
– Я так и предполагала. Стараюсь не думать и отгоняю от себя неприятные воспоминания. Иной раз удается, особенно когда ты или Валентина Семеновна со мной рядом. Но, бывает, кошмарные картинки накатывают на меня с такой силой, что я просто перестаю соображать. Если в этот момент нахожусь на кухне, то могу в чашку насыпать десять ложек соли и сахара одновременно. Руки не слушаются, начинаю бесцельно бродить из комнаты в комнату пока не успокоюсь. Твоя кошка в эти тяжелые минуты меня здорово выручает, возьму ее на руки, глажу, она мурлычет и я прихожу в себя.
– Леночка, когда тебе станет так плохо, звони мне обязательно! Даже если буду занята, я найду время поговорить с тобой, – искренне предложила я.
– Хорошо.
Она подсела рядом, чуть помявшись, спросила:
– Лиль, а у тебя друг есть?
– Был.
– Вы поссорились?
– Не совсем так, он женился на другой, но мне было уже все равно.
Мне показалось, ей очень любопытно, но она стесняется расспрашивать. Другого человека я бы сразу послала подальше, чтобы не лез в мою личную жизнь, но ей решила рассказать:
– С Виталиком я на первом курсе института познакомилась, он на четвертом учился. Влюбилась по уши. Мы с ним очень долго дружили, шесть лет почти. Я доучивалась в институте, а он в Галатов вернулся и мы только на каникулах с ним встречались. Чем больше проходило времени, тем меньше тянуло выходить за него замуж. Видишь ли, человек в первые минуты влюбленности не видит недостатки другого. Он мечтал, чтобы у него было как у всех. Муж глава семьи, а остальные пусть на задних лапках перед ним прыгают. А мне хотелось, прежде всего, чтобы он видел во мне личность. Только Виталий этого так и не понял. Честно говоря, меня не тянет пока в ЗАГС вообще. Успею. И за кого попало тоже не хочу.
– Ты не подумай, Лиль, что я нос в твою жизнь сую. Может, я тебе мешаю?
– Ерунду не говори. Ты тут никому не мешаешь, – улыбнулась я. – Маме ты очень нравишься.
– Подвинься,  – попросила Лена.
Я послушно переместилась к стене, она прилегла на освободившееся место.
– Лиль, а расскажи какую-нибудь историю из своей жизни. Ты когда про девочку вспомнила, у тебя так хорошо получилось передать все моменты, я слушала и представляла словно она рядом. Да и вообще, давай по вечерам больше общаться. Я своими историями поделюсь. Только не о работе, я их за ужином слышу. 
– Давай, – согласилась я и пошутила: – И получится у нас «тысяча и одна ночь».
– Тысяча вряд ли,  сколько вспомним, столько и поведаем пока я здесь.
– Дай только сначала подумать…

В воскресенье после обеда мне домой позвонила Мария. Тищенко сдержал свое обещание и прислал ей примерно тридцать видеороликов. Я отлучилась из дома на пару часов и поехала к ней. Посмотрели все. Из них только один, где Лена что-то пишет на доске. То, что я увидела, меня сильно расстроило. Камеры ни на одном объекте долго не фиксируются, вдобавок смешки за кадром, посторонний шум и очень плохое качество. Ничего не понятно и никуда не годится. Евгений оказался прав – одна лабуда…

 

Категория: Irbis | Добавил: Irbis (10.06.2017)
Просмотров: 3852 | Комментарии: 15 | Рейтинг: 4.9/66
Всего комментариев: 15
14 Marakuscha   [Материал]
Жаль Лену... такая девушка хорошая... Ой, ну все жду, когда же появится та "неопровержимая улика"! На "врушку" Лена не похожа. Автор ее описывает так, что ей веришь безоговорочно! Читаю дальше...

15 Irbis   [Материал]
Надо надеяться, что найдется.

13 Irbis   [Материал]
Для них это дело чести

12 Леонид   [Материал]
Очень щепетильно Лиля и ее команда работают, молодцы! Такое усердие не может не вознаградиться. Пусть пока не получается, но верю, что в конечном итоге им удастся отыскать что-то серьезное, что значительно продвинет их расследование.

11 Мирослав   [Материал]
Тяжело продвигаются поиски главного свидетеля и чувствую, что помочь может только какое-то озарение, счастливый случай или нестандартная идея. Девушки-полицейские очень стараются и хочется, чтобы им повезло в поисках.

0
9 АняЧу   [Материал]
Поразительная дедуктивность у девушки, я бы так не смогла   biggrin  
Значит выбрала правильную профессию.

10 Irbis   [Материал]
Да вроде обычная...

6 Artur   [Материал]
Я бы сказал, что это немного женское чтиво... Но написано качественно  specool

7 Irbis   [Материал]
Если про женщину, начит женское чтиво?)) Не согласен!)

Убедительно. Кропотливо. Зачитался   smile Сериал можно снимать! Все диалоги уже прописаны.

8 Irbis   [Материал]
Спасибо!

1
2 АлинаНечай   [Материал]
Мне очень нравится)) Давно уже не читала так книжки, чтобы в конце было жалко расставаться с героями))

3 Irbis   [Материал]
А будет жалко...

1 Анонимно   [Материал]
Анжелика Данилова:

...верю, что вину преступника всё же докажут. Жду продолжения и развязки.

4 Irbis   [Материал]
Ну зачем торпиться?))

Имя *:
Email *:
Код *:
                                                  Игорь Нерлин © 2024