НАЧАЛО ЗДЕСЬ: http://nerlin.ru/publ....-0-5622

Прощание  с  друзьями

Не спалось, и Лена подошла к окну – посмотреть на ночное небо. Звёзды пульсировали алмазными лучами. Одна из них мигала как-то вне общего порядка, а потом пустилась в пляс – кругами, петлями, зигзагами.

– Сона, ты?

– Наконец-то догадалась. Знаешь, как хочется здесь, в пустоте, услышать человеческий голос!

– А почему ты одна?

– Ян уже дома, на Оранжевой, а Тим заканчивает какие-то дела на Земле. Опять влюбился. Четвёртый раз на моей памяти влюбляется! И ни разу не сознался, в кого. Правда, его библиотекаршу мы «вычислили», как у вас принято говорить; остальных – так и не удалось.

– Ах и у вас процветают сплетни! – удивилась Лена. – Это для меня открытие.

Сона весело рассмеялась – зазвенели серебряные колокольчики.

– Сона, я никак не пойму: ты сама так смеёшься или кто-то маленький, нежный смеётся вместе с тобою?

– Разве тебе не знаком этот смех? Смеются вместе со мною твои микроскопические друзья – аксионы.

– Правда? Ну-ка я закрою глаза: я умею их видеть, когда веки опущены.

И Лена увидела – множество мельчайших золотых... нет, не пылинок – маленьких-маленьких воздушных крупинок, заполненных солнечным светом, который выходит из них короткими яркими лучиками; когда воздушные крупинки смеются, то посылают свои золотые короткие лучики во все стороны.

– А жаловалась на одиночество. Вокруг тебя вон их сколько! – сказала она Соне.

– Да, возле Земли они всегда с нами, словно свита. Но они столь почтительны к нам, что даже не разговаривают – не только с нами, но и между собою в нашем присутствии. Только одно и позволяют себе – вторить нашему смеху. А ведь они – наше подобие, со всеми нашими способностями. Но развернуться им негде: они нуждаются в кислороде, а не только в энергии солнечного ветра, как мы.

– Жаль. Я думала, они тоже летают в открытом Космосе... Ты хотела что-то сказать о ваших нравах, на Оранжевой.

– Да?.. А-а, вспомнила! Если бы не было всюду «дам просто приятных» и «дам, приятных во всех отношениях», в обществе царили бы «сон и мгла».

– Как хорошо ты знаешь наших писателей, однако! Мои друзья последнее время меня то и дело радуют этим. Тим-Андрей как-то процитировал аж «Клима Самгина» Горького: «Красота по своей природе распутна». Кстати, намекая на меня, – сообщила Лена со смехом.

– Ну и ну! Да это он – распутник, Тим!.. Может быть, объединение с Андреем сделает его более серьёзным.

– Итак, ты хочешь уверить меня, что сплетницы всех планет заслуживают исключительно благодарности?

– Ну не исключительно. Вопрос сложный... Никак ты не дашь мне закончить мысль! – воскликнула Сона капризно-недовольным тоном, каким она никогда раньше не разговаривала (такой тон иногда появлялся у Русты). Видно, очень уж устала и жаждет отдыха, раскованности, решила Лена; с удовольствием бы, наверное, покапризничала с Яном, да его нет под рукою. Но эта, капризная собеседница нравилась Лене не меньше, чем прежняя, привычно благожелательная и ровная.

– Нет, не могу я больше разговаривать со всеми вами мысленно! – неожиданно для самой себя воскликнула с капризной интонацией и Лена. – Спускайся наконец ко мне! Я сто лет не сидела рядом с тобою.

– Мы с вами, сударыня, сидели рядом и болтали обо всём на свете множество раз за последние два месяца.

–?!

– Общаясь с Рустой, вы, душенька моя, общались и со мною... Я, кстати, думала, что ты давно догадалась.

– Сона! Ты отдавала ей свою божественную монаду?!

– Да. Когда была свободна от дел, а у нее, наоборот, начинались очень сложные дела.

– Я знаю, о чём ты: о ее поездках с Хайдаром, когда он планировал очередной взрыв, а потом это оборачивалось всего лишь ложным слухом о взрыве. Благодаря тебе?

– Да. А еще именно я время от времени объяснялась ему в любви, зная, что это наилучший способ погасить пожар в крови мужчины. И предостерегала тебя от близкого общения с ним. Но ты неуправляема!

– Не будем об этом, – почти простонала Лена.

– Хорошо. Не расстраивайся, всё в прошлом... А Ян помогал тем руководителям, которые могли своими распоряжениями нейтрализовать готовящиеся диверсии. Одно время отдавал свою божественную монаду Игорю Владимировичу, командиру вашего космического корабля; они вместе боролись против замыслов Хайдара. Нам еще предстоит уличить помощников Хайдара и отправить их в ссылку вслед за ним. Но это уж потом, после того как они вернутся на Индру: не хотим тревожить атмосферу здесь, у вас. Кое-кто из землян тоже виноват, но поскольку большого вреда их деятельность не принесла – бог с ними, накажете их сами, если они не одумаются.

– Слушай, Сона, мне вдруг пришло в голову... Вот мы всё говорим о слиянии светлых душ, а у меня перед глазами – картинка из Инфра-мира, когда все там пляшут и, прости, принародно совокупляются. Это же ужас! Ведь бесы, которые всем там заправляют, – не только не боги, даже и не люди. Это всего лишь животные, звери! Как же они ухитряются манипулировать Человеком? Всё равно как мною руководила бы моя кошка, собака.

– Бесы очень сильны потому, что они – часть самого человека: это низменные вибрации его души – воплощённые или невоплощённые, но всё равно его вибрации. Конечно, унизительно, когда они подчиняют себе его Дух. Но победа над бесами возможна только при осознании их силы и сознательном сопротивлении им.

– Да, да, да… Так о чём мы говорили?.. А-а! После твоего сообщения о содружестве Игоря и Яна мне понятно, почему Игорь не спрашивал меня, куда вы все подевались. Они с Ниной поначалу ждали вас у себя на даче, звонили, а потом и сами пропали… А как готовилась к встрече с вами Алла!

– Пусть она нас простит: нам никогда еще не выпадало столь сложного задания, связанного с Землей. Хотя Яну и мне легко было сосуществовать с такими душами, как Игорь и Руста. А вот когда Ян слил свою душу с душою Хайдара – о-о, какая это тяжесть! Не сломаться, не впасть в отчаяние радом с таким чёрным спутником мог только Ян!.. В общем, за слухами и галлюцинациями зачастую обнаруживаются отнюдь не только слухи и галлюцинации.

Сона тихо засмеялась; тихо и грустно вторили ей золотые колокольчики-аксионы.

– Так ты спустишься наконец?

– Хорошо. Жди.

Бриллиантик исчез из поля зрения. Было два часа ночи, но спать Лене по-прежнему не хотелось. Она пошла на кухню, включила чайник, достала из холодильника коробку конфет, из серванта – чашки, понесла в гостиную. Физически она уже давно устала – казалось, еще со времени путешествия в Инфра-мир, – но мозг не хотел отдыхать.

Вошла в гостиную. За столом сидела Руста.

– Ты тоже проходишь сквозь стену?

– У тебя дверь не закрыта. Можешь посмотреть, если не веришь.

– Верю. Пусть. Все кругом спят, никто не забредёт даже по ошибке. Посиди, я принесу чай...

Заваривая чай, она улыбалась: не выходило из памяти сообщение Соны о сплетнях даже и на планете тахионов.

– Ну, давай и мы с тобой посплетничаем, – предложила она Русте, разливая чай.

– И со мной? А с кем еще ты сплетничала?

– С Соной. Только что. Она обещала прийти. Ой, ты ж ее не знаешь!.. Или знаешь?.. Фу, в конец запуталась. Короче, может прийти моя давняя, любимая приятельница. Не менее любимая, чем ты. Клади лимон, бери конфеты... Я устала, – сказала она, сев за стол. – Как бы взбодриться?.. Нет, в самом деле – давай посплетничаем! Что ты скажешь, например, о нашем общем любимце Андрее?

– Что ему можно доверить всё, кроме сердца. Это коварный изменщик, – засмеялась Руста, сверкая зубами.

– Да?.. А по-моему, он хороший мальчик, добрый, ласковый, верный, – обиделась за своего телохранителя Лена.

– Ну вот! Ты ж предлагала сплетничать.

– А если сплетничать, то надо включить и присутствующих, чтоб никому не было обидно, – заявила Лена. – И если Андрей – коварный изменщик, то уж ты – воплощённое коварство. Когда Хайдар стал хмурым и противным, на кого ты переключилась, с кем кокетничала? С Андреем! И получается, вы с Андреем – два сапога пара. Полная гармония, хоть под венец.

Теперь сверкала зубами в смехе Лена. А Руста испуганно смотрела в пространство за ее спиной. Лена обернулась. В дверях стоял Андрей.

– И откуда у моих друзей взялась эта дурная манера – появляться, как грибы после дождя? – картинно возмутилась Лена, смехом подавляя смущение.

– Спле-етницы... Как не сты-ыдно, – медленно цедил Андрей, наслаждаясь их смущением. – В глубоком Космосе вы давно бы расшиблись под грузом психического негатива.

– Андрей, ты уже один или вместе с Тимом?

Андрей фыркнул в усы и сказал голосом Тима (более низким баритоном, чем у Андрея):

– Догадайся!

– Теперь догадалась. А по поводу падения под грузом психического негатива – истинная правда. Я однажды чуть не свалилась… Это действительно наказуемо – высказываться о других отрицательно?

– А ты не сплетничай зло, сплетничай по-доброму и весело. Тогда ненаказуемо, – улыбнулась Руста.

– Присаживайся, у нас очень вкусные конфеты, – подхалимским тоном предложила Лена Андрею. – И не сердись: мы ведь о тебе почти что и не сплетничали.

– Именно обо мне и сплетничали! И не «почти что», а исключительно обо мне, – не поддавался Андрей на мелкую лесть. – Сона убеждала вас, сударыня, что я – коварный... как там? глупое такое слово, чисто дамское?

– Сона?.. Руста!.. Постойте... «Общаясь с Рустой, ты общалась и со мною»... – У Лены закружилась голова. – Нет, не понимаю. Объясните!

– Не нервничай, Ленусик, – сказала Руста голосом Соны. – Ты уже перенесла первое знакомство с этим явлением, и перенесла довольно спокойно: вспомни, как сидела в машине рядом с Яном-Хайдаром. Сейчас всё куда проще и гармоничнее.

Лена смотрела на нее исподлобья, хмуро, в полной неподвижности. Сона-Руста подошла, села напротив, пододвинув стул, – посмотрела близко и пристально, глаза в глаза:

– Ну что? Тебе плохо? Похлопать по щекам?

– Нет-нет, ничего. – Лена заставила себя пошевелиться и подать реплику. – Просто я вдумываюсь.

– Давай вдумываться вместе. Человек – это единство? Ничего подобного. В нем множество составляющих. Во-первых, он сам с собою уже не един: бессознательно подстраивает себя под собственное представление о себе. А диктат окружающих? Человек либо старается соответствовать мнению других, либо сопротивляется ему, – в любом случае в его шельте – человеческой оболочке его бессмертной души – появляются новые составные части. А представление о тебе любимого, любимой? Ты расцветаешь и сразу взмываешь вверх в осознании своих достоинств. А предки? За всяким из нас – неисчислимое множество поколений предков, и каждое из них передало нам что-нибудь от себя... И всё это – лишь первый виток нашего с тобою «вдумывания».

Поднимемся на следующий виток: у каждого человека в высших слоях Вселенной есть двойник – обладатель его божественной монады, бессмертного ядра его души. Двойник живёт либо в открытом Космосе, в виде тахиона, либо в физическом облике на одной из планет, входящих в систему Сверхцивилизаций. Но даже имея физическое тело, божественная монада не лишается своего двойника в нижнем мире: она призвана опекать менее развитого и менее счастливого собрата. Так вот, Руста – двойник Соны в одном из низших миров, на планете Индра; Сона – двойник Русты в одном из высших миров, на Оранжевой планете. В целом же они – один человек. В той же мере, в какой ты – один и тот же человек в собственном восприятии, в восприятии твоей мамы, твоего старшего брата, моём, Андрея, и так далее, и так далее. Всё? Тебе больше не угрожает помутнение рассудка? Тем более что всё это ты и сама давным-давно знаешь, – заключила Руста демонстративно обыденным тоном.

Лена слушала ее, широко открыв глаза, боясь пропустить хоть одно слово. Но, действительно, оказалось, что почти всё это ей известно.

– Наш случай гораздо более органичен, чем у Яна с Хайдаром, – продолжала Руста серебряно-нежным голоском Соны. – У них божественная монада соединена с шельтом очень непрочно, ибо шельт – чужой для нее. Монада самого Хайдара находится теперь в плену, в Тёмном мире. Редкий и тяжёлый случай. Но на то была его сознательная воля. Не на плен, конечно, – на служение злу. Он ведь знает, что бог вулканов – отнюдь не главный бог его планеты, но ему было удобнее убедить себя в обратном. Теперь его душе долго придётся идти по пути искупления, прежде чем Светлый мир сможет, не нарушая космических законов, выручить ее ядро – божественную монаду, поднять в светлые слои Вселенной... Ну, вот и вся моя лекция. Если уж ты не испугалась Яна-Хайдара, меня пугаться и вовсе не надо: я нормальный, единый человек.

– Да ведь и это я знаю! – упрекнула сама себя Лена. – Ты сейчас – тот самый воплощённый тахион, которому позволено, доверено быть носителем божественной монады, наконец-то не разлучённой с ее шельтом. Так?

– Ну конечно! И я очень удивлена твоим испугом. Ты была у нас на Оранжевой. Мы трое – команда спасателей – через два года после этого прилетали сюда, и у нас была встреча с вами, десантниками, на вашей «волшебной» поляне. И тебе всё было ясно. Или уже забыла ту встречу, на лесной поляне?

– О-о, это невозможно забыть! Но вы тогда являлись совсем в другом виде, без слияния с реальными людьми.

– Являлись мы так же. Просто ты этих людей не знала, как знаешь Русту, Андрея, Игоря.

– Неужели и тогда вам предоставляли свою душу и тело земляне, живущие и сейчас? Вы ведь были в древнегреческих одеждах. Боже, как вы были красивы! Поляна вся светилась вашими неземными красками.

– Здесь тогда было очень жаркое лето, а греческие туники, хитоны – лучшее одеяние в жару. Но по улицам мы, естественно, не разгуливали в таком виде... А знаешь, кто был в золотистой тунике? Ты знакомилась с ним трижды. Сначала – как с мальчишкой-студентом на Оранжевой...

– И не удостоила ни единым внимательным взглядом, – мрачно, почти басом произнёс Тим-Андрей.

– Потом – на той самой поляне в лесу, как с помощником Яна, – продолжала Сона-Руста.

– И не снизошла даже до того, чтобы запомнить его имя, – опять подал реплику Тим-Андрей.

Лена обернулась к нему, удивлённая: и Тим, и Андрей всегда были добрыми, милыми, склонными к шутке, а сейчас говорили с такой неизбывной мрачностью, прямо как садовник Тимофей Ильич. Причину неизбывной мрачности Ильича ей объяснил в недавней беседе Тим: в этой жизни, каковую Тимофей Ильич считает тусклой, несложившейся, ему сохранена память о предыдущем воплощении, когда он был смел, предприимчив, горазд на масштабные выдумки, однако всю свою удачливость использовал во вред человечеству. А у Тима-Андрея какая причина для столь не свойственной ему мрачности?.. Но отвлекаться на его настроение не позволял стремительный бег мыслей и воспоминаний, укладывающихся сейчас в какую-то новую цепь, пока неясную.

– А в третий раз когда я с ним знакомилась? – спросила Лена, снова повернувшись к Соне-Русте.

– В третий раз ты знакомилась с его голосом, – ответил вместо нее Тим-Андрей. – Только уточню: это было не в третий, а в самый первый раз, на Индре.

– Так вы имеете в виду Тима? Я до сих пор не представляю, как он выглядит в собственном облике.

– Лена! – укоризненно воскликнула Сона-Руста. – В собственном облике он был и на Оранжевой, и у вас в лесу, только одет был по-разному.

– Боже! Теперь припоминаю – и студента, и похожего на него красавца на лесной поляне!.. Скажу вам даже больше: не так давно я видела его во сне, в современной одежде… Неправда, что я не обращала на него внимания! Это он, красавец в золотистой тунике, не обращал на меня внимания, разговаривал больше с Игорем и Аллой.

Тим-Андрей подошёл к Лене, склонился к уху, шутливо подул на ее волосы, вроде бы мешающие хорошо его слышать:

– А теперь давайте знакомиться заново, в четвёртый раз.

– Нет, ребята, так нельзя, – почти шёпотом произнесла Лена. – Я-таки свихнусь.

– Да с какой стати, Елена Александровна? – благодушно рассмеялся Тим-Андрей. – Почти всё, о чём мы вам сейчас сообщили, вам давно известно. Это я, Тим-Андрей, поначалу несколько раз вздрагивал, когда Тим интенсивно переключал наше с ним сознание на Космос и мы забывали всяческие земные пустяки.

– А почему вздрагивал?

– Твоя догадка о нашем единстве могла случайно помешать делу. Например, Хайдар прочитал бы твои мысли. Надо было довести операцию с ним почти до конца, не втягивая тебя.

– Зато он втянул. И втянул отвратительно, – уже спокойно и обречённо, как о пожизненном кресте, сказала Лена.

– Прости, но на то была твоя воля. Тахионы в таких случаях не имеют права вмешиваться. Мы бережно относимся к вашей свободе воли и потому приходим на помощь только в последний момент.

– А как вы определяете этот последний момент?

– Когда человеку хорошо, боги и тахионы видят, как ярко светит его аура, а когда плохо – видят, как она тускнеет… Ну, теперь всё в порядке? – весело спросил Тим-Андрей, садясь за стол рядом с дамами.

– Ничего не в порядке! – Придя в себя, Лена перешла на ворчливо-недовольный тон. – Я мысленно дарила Андрея каждой, на кого он только бросал взгляд. Но если Андрей – это еще и Тим, то вы меня поставили в дурацкое положение. Я, как курица, воспринимала тебя – вас – на уровне быта, в то время как вы были заняты решением глобальных проблем! И вообще, это ужасно, когда тебе не доверяют друзья…– Ее ворчливый тон сменился жалобным: – И зачем вы оба свалились на мою голову? Мне было так хорошо, покойно с Михаилом: и есть он – и его нет; и страх одиночества не преследует – и никаких неразрешимых кроссвордов!

– Не убивайтесь так-то уж, – сдерживая смех, стал успокаивать ее Тим-Андрей общим их голосом – полнозвучным баритоном. – Мы сегодня разделимся. Тим отбудет на родину, и только Андрей останется здесь. А Андрей без Тима, как вы изволили заметить, не способен лишить вас покоя.

– Андрей без Тима?.. Да, пожалуй. Без Тима он, видимо, утратит масштабность... Мне фатально не везёт: я не встретила среди землян ни одного масштабного мужчину! Все они боятся передать, переборщить, перестараться... Осторожно-мелким, видимо, станет и Андрей? – Она взглянула на него с полубоязливым любопытством («бестактно!»).

– Эта опасность реальна, – ответил Тим собственным голосом, серьёзно и доброжелательно. – Утешить могу вот чем: я не собираюсь надолго оставлять Андрея без себя. Побываю на родной планете, завершу там эксперимент с роботами: надо починить искалеченных. Объясню столь нелюбезной для Соны библиотекарше – да-да, не возражай! это давно замечено, и не только мною: ты не одобряла мой выбор… другое дело, что выбор-то был не мой, просто я не хотел обижать хорошего человека… Так вот, объясню, что я в который уже раз встретил мою любимую, и, значит, это Судьба... И вернусь. – Он вздохнул и как будто скинул с себя тем самым излишнюю лиричность. – Но учти, Ленка: спокойной жизни не обещаю! Ты будешь меня любить, а я – только отвечать взаимностью. У мужчин много дел и поважнее любви, а ваше главное дело – самозабвенно любить любимого. Синий чулок мне не нужен: важная рабо-ота, требовательный нача-альник с его капризами... С капризами будешь считаться – только с моими!

– Слушаюсь, Ваша Светлость, – ответила Лена самым высоким из доступных для нее голосовых тембров. – Обдумаю на досуге Вашу тронную речь... Можно вопрос?

– Если тактичный – пожалуйста. И без издёвки.

– Чей у Вас будет голос?.. Я согласна Вас любить самозабвенно, только если Вы оставите за собой голос Тима.

– Тебе не нравится мой голос? – удивился Андрей голосом Андрея – красивым, мелодичным баритоном, чуть выше, чем у Тима.

– Дело не в голосе, – ответила Лена. – Мужчина должен быть старше. А уж коли он моложе, так пусть он и любит самозабвенно. Ишь устроились! – произнесла она, разыгравшись и, как обычно в таком настроении, подражая интонации своей бабушки: – Они объединятся, а ты вычисляй, какой же у них теперь общий возраст! Наверняка получится – моложе меня. И, следовательно, я имею право на хоро-ошее расстояние в отношениях, без этих вот диктаторских распоряжений.

– Обдумаю на досуге Ваш протест, – сказал Тим-Андрей, опять гармонично соединив оба своих голоса. – Хочу лишь отметить: с Вашим возрастом, мадам, тоже разобраться трудно.

– Господи! – всплеснула она руками, вглядываясь в Андрея. – Я ж говорила: у тебя усы!.. Ах, так это у тебя-я усы... Каким же образом фыркал в усы Тим?

Все расхохотались, и в комнате стало светлее. Всегда страшноватая для людей мистика охотно уступала место земному настроению, откликаясь на смех и сама его излучая.

– Нет, не умеет эта женщина быть покорной. До-олго придётся с нею возиться, – сказал Тим-Андрей устоявшимся единым голосом.

А Лена вдруг расстроилась до слёз:

– Сона, а ты? Ты, конечно, не вернёшься? И я потеряю сразу обеих подруг!

– Я останусь на Оранжевой, с Яном. Но вот Русту земляне не хотят отпускать, и, кажется, правительство Томурии даёт согласие на ее работу здесь лет на пять... Спасибо, Тим, за мудрые советы женщинам. Постараюсь воплотить их в жизнь в отношениях с любимым. А я-то считала тебя всего лишь капризным мальчишкой. Каюсь!

– Великодушно прощаю, – усмехнулся Тим-Андрей.

– Так со мною останутся даже двое: Тим и Руста, – сообразила наконец Лена. – Ну-у, тогда можно жить и на Земле....

Они принялись было за чай с конфетами, но чай уже остыл, и Лена, всегда готовая отказаться от чаепития, нашла для этого предлог:

– А ведь уже светает, и, следовательно, мы имеем право выпить свой утренний кофий (эта старинная форма слова, из восемнадцатого века, всегда нравилась ей больше, чем общепринятая).

Она направилась было на кухню, но, почувствовав за спиной что-то неладное, резко развернулась к гостям. Андрей и Руста смотрели на нее невинно-ясными глазами, как смотрят напроказившие школьники на учителя, демонстрируя полнейшее простодушие и прилежание. С быстротой реакции космического десантника она включилась в предложенную ситуацию:

– Только, пожалуйста, тут без фокусов! – сказала строгим голосом своей любимой бабушки. – А то знаю я вас! – щас один через стену уйдёт, другой через потолок явится, потом, глядишь, их уже не двое, а четверо... Впрочем, вас и так четверо, – закончила растерянно.

– Ленусик, где ты видишь четверых? – невиннейшим голоском спросила Руста. Они с Андреем засмеялись: рассыпались высоким звоном колокольчики смеха Соны, осветив пространство вокруг розовым светом; колокольчикам низко вторил ручей, бегущий по горным камешкам и отсверкивающий на солнце алмазными искрами, – смех Тима. Руста повторила, разведя руками: – Где ты видишь четверых?.. Ты ж у нас не пьёшь ничего крепче сухого вина, откуда у тебя галлюцинации?

– Ах так, – обиделась Лена. – И всё остальное из приключившегося с нами, значит, всего лишь мои галлюцинации? В таком случае не стоит ли задуматься, дамы и господа: вдруг ваша реальная жизнь, никак не связанная со мною, – тоже всего лишь чьи-то галлюцинации?

Андрей мгновенно оказался рядом, обнял за плечи:

– Не обижайся, солнышко! Мы четверо оказали серьёзную помощь мудрому и смелому борцу за нормальную жизнь землян – Яну, и это главное. А Руста вроде бы шутя сказала тебе о серьёзном: Тим и Сона уже улетели.

– Не верю! Вы не умеете так светло и весело, красиво и нежно смеяться, как они.

– Улетели, моя маленькая! – с поразившей Лену откровенной радостью произнёс Андрей.

«Он что же – ревновал к своему двойнику?! К собственной божественной монаде?! Ну, погоди!» Ей стало весело, как всегда в предвкушении новой увлекательной игры.

– И на прощанье завещали нам, – продолжал Андрей: – выполнять принятые собственным сердцем и разумом законы совести. А свой нежный, светлый смех оставили нам в подарок. Сказали: вы будете смеяться таким искрящимся смехом до тех пор, пока у вас совесть чиста. То есть, надеюсь, всегда.

– Да? Всегда? – с язвительной насмешливостью переспросила Лена. – Я вот расскажу Тиму, как ты обрадовался его исчезновению! И посмотрим, будешь ли ты после этого смеяться светлым, искрящимся смехом.

Андрей растерялся, сделавшись удивительно похожим на того «медвежонка на коньках», что мелькнул однажды перед мысленным взором Лены. Глядя на него, она не смогла сдержать смеха. А он произнёс озадаченно:

– Никогда не слышал, чтобы интриганка так открыто, по-детски смеялась.

The End

Октябрь 1990 г.

Август 2011 г.